— Вы ведь шутите, да?
— Я совершенно серьезно.
— А причина?
— Примерно та же самая, что и у вас.
Мишель не стала делать вид, что не поняла.
— А почему вы так уверены?
— Ваше тело сказало, — негромко ответил он.
Ее глаза вспыхнули.
— Я как-нибудь обойдусь обществом Джереми.
— Не сомневаюсь, что обойдетесь. — Он поднял бровь. — Вопрос в другом — хочется ли вам этого.
— Ну, знаете, со своими делами я разберусь как-нибудь сама, — сухо возразила Мишель. — По крайней мере, лучше вас. Так что почему бы вам не перейти прямо к сути?
— Мне казалось, я это уже сделал.
Она наклонила голову к плечу.
— Уж не думаете ли вы, что я поверю, будто вы не можете отделаться от какой-то женщины? — Предположение ей самой показалось смешным.
— Она вдова моего самого близкого друга, — медленно начал Никос. — Он погиб несколько месяцев назад, катаясь на лыжах.
— Она — ранимая натура и искренне принимает дружеское участие за нечто иное? — подхватила Мишель. — Или, может, это хитрая лисичка, старающаяся заполучить еще одного богатого мужа?
— Вы позволяете себе слишком многое.
Ага, значит, она ударила его по больному месту. А ведь он не ответил на вопрос. Интересно.
— Вы считаете своим долгом оберегать… — Мишель помедлила.
— Саску.
— Саску, — продолжила Мишель, — от всяческих потрясений в течение трудного переходного периода?
— Да.
— Понятно. — Она в раздумье посмотрела на Никоса. — И вот, после единственной встречи вы, по сути дела, похищаете меня, почему-то решив, что мне просто больше нечем заняться, кроме как подыгрывать вам в вашей комедии.
— Но в этом есть и хорошие стороны.
В ее глазах загорелись гневные искорки.
— Назовите хоть одну.
— Масса удовольствия и никаких цепей.
— Небось еще и премия, если я буду выглядеть достаточно убедительно? — с ехидцей спросила она.
Уголки его губ дрогнули в легкой улыбке.
— Ну, я уверен, что мы придем к взаимоприемлемому соглашению.
Весь вечер был сплошным фарсом с выходками Джереми. Ну а Никос Алессандрос… Это вообще что-то немыслимое!
— Да кто вы такой, что вы о себе воображаете? — сердито воскликнула Мишель.
Он посерьезнел, взгляд стал тверже.
— Кто я такой? Мужчина, который, встретив то, что ему нужно, не боится действовать решительно, чтобы не упустить случай.
Да уж… Мишель до сих пор чувствовала прикосновение его губ, вкус его поцелуя…
— Ищите себе кого-нибудь другого, — сказала Мишель. — А меня увольте.
Его глаза сверкнули, на щеках заиграли желваки. «Ага, не нравится проигрывать», — со злорадством подумала Мишель.
— И вас никак нельзя переубедить?
— Нет, никак.
Он долго и пристально смотрел на нее, словно пытаясь разглядеть что-то в ее лице.
— Хорошо, — сказал он наконец. — В таком случае мы поднимемся наверх, и я провожу вас до дома.
Мишель открыла было рот, чтобы возразить.
— Спокойно, — сказал он.
У Мишель замерло сердце, когда они ступили в маленькую кабинку лифта. Никогда еще она не была в таком смятении и растерянности.
Спустя мгновение они оказались в центральном холле, миновали пост охраны и вышли на улицу.
Менее чем в ста метрах сияли огнями рестораны и кафе с выставленными на тротуар столиками и стульями, придавая общей картине какой-то празднично-курортный вид.
Дом, в котором жила Мишель, находился метрах в пятидесяти, на другой стороне улицы. Подойдя к подъезду, Мишель приостановилась и, повернувшись к Никосу, растянула губы в улыбке.
Благодарить его было не за что, и она не собиралась это делать. Улыбка была всего лишь данью вежливости.
— Вы кое о чем забыли.
Она успела лишь заметить искорки в его темных глазах, и в следующее мгновение он обхватил руками ее лицо и, наклонив голову, впился в ее губы поцелуем, и она почувствовала, как его язык, заставляя ее открыть рот, бесцеремонно проникает внутрь.
«Он очень опытен», — подумала она, и беззвучный протестующий возглас застрял у нее в горле, когда он резко прижал ее к себе.
Жар волной пробежал по венам и загорелся ответным огнем где-то внизу живота. Мишель почувствовала, как ее груди набухают и тяжелеют, а нежные соски, став твердыми, словно бутоны, беспомощно алчут мучительного прикосновения его губ.
«Это сумасшествие, — подумала Мишель, — божественное безумие, совершенно неуместное и не основанное ни на чем».
Словно поняв, о чем она думает, он ослабил напор, постоял, прижавшись губами к ее губам, потом поднял голову и убрал руки.
— Прекрасных сновидений,
тихо проговорил он.
В его глубоких ласковых глазах можно было утонуть. Она хотела что-то сказать в ответ, но не нашлась, а потому молча отвернулась, ввела код, открывавший дверь, и, не оборачиваясь, вошла в подъезд.
«Черт бы его побрал. Наглец и хам, каких только поискать. Притом очень опасный тип», — добавила она про себя, нажимая на кнопку лифта.
Было около полуночи, когда Мишель, приняв теплый душ, легла под прохладные простыни с твердым намерением уснуть.
Сон не шел. В голове одна за другой проплывали картины прошедшего вечера. Высокий темноволосый грек, чей взгляд неотступно преследует ее. Его голос, мягкий, словно шелк. Его руки и губы, теплые, ласкающие и в то же время настойчивые, жадные.
Мишель казалось, что она до сих пор чувствует изысканный аромат его одеколона, чистый запах мягкой шерстяной ткани и свежей хлопчатобумажной рубашки. И еще слабый запах его тела…
Проклятье! Только этою не хватало — позволить какому-то мужчине до такой степени вывести ее из равновесия, заставить ее мучиться любовной лихорадкой.
В жизни Мишель встречалось множество мужчин. Кое-кто ей нравился, в некоторых она даже, как ей казалось, была влюблена, но чтобы влюбиться без памяти, всем своим существом, как в кино или романах, — нет, такого у нее не было. Так она не любила никого.
И вот сегодня она впервые почувствовала в объятиях совершенно незнакомого мужчины всепоглощающую страсть.
На какое-то время — две, три минуты — она погрузилась в забытье, в котором были только он и ее дикое, безудержное влечение к нему.
Ее тело, выгнувшись, повторяло все изгибы его тела, их губы слились в глубоком поцелуе…
Господи, о чем она думает?
Никос Алессандрос — последний человек на свете, с которым она хочет иметь дело.
Мишель приподнялась и ткнула кулаком в подушку. Пошли они к черту, эти отвратительные вещи, которые крутятся у нее в голове. От них только одно беспокойство. Надо поспать, а завтра будет новый день, ночной кошмар и не вспомнится.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Настойчивая трель телефона вырвала Мишель из сна. Еще не до конца проснувшись, она пошарила рукой, нащупывая трубку, и нечаянно сбросила ее на пол.
О, черт! Не везет с самого утра!
Мишель потянула за провод. Наконец пальцы нашли злосчастную трубку.
— Мишель… — проговорил в ухо знакомый голос, и она еле удержалась, чтобы снова не чертыхнуться.
— Матап, — отозвалась она убитым голосом. Только этого ей не хватало.
— Ты что, еще не встала, cherie ! — Мать немного помедлила. — А ты знаешь, который час?
«Семь, самое большее восемь», — подумала Мишель и бросила быстрый взгляд на часы. Уже девять!
— Ты одна? Мишель моргнула.
— Нет, татап.Со мной два любовника, которые ублажали меня всю ночь.
— Не надо ехидничать, дорогая, — назидательно проговорила Шанталь.
Мишель вздохнула.
— Прости. Я просто не выспалась.
— Я думала, мы вместе съедим ланч. — Шанталь назвала модный ресторан в Мейн-Бич. — Давай в двенадцать. — И она положила трубку, не дожидаясь ответа.
— Уф, — вздохнула Мишель с огорченным и покорным видом.
Для матери ланч означал крохотную порцию овощей под названием «Цезарев салат», свежие фрукты, бокал белого вина и два стакана воды. После этого они заглянут в бутики, проедут до торгового центра и побродят по дорогим магазинам.
Такое праздное совместное времяпрепровождение мать и дочь позволяли себе время от времени. Однако насчет нынешнего приглашения Мишель не питала никаких иллюзий — это был всего лишь предлог, чтобы попытаться разузнать поподробнее, что ее связывает с Никосом Алессандросом.
Ну что ж, надо встать и заняться делами. Уборка и поход в супермаркет за продуктами на неделю займут часа полтора, она еще успеет принять душ и переодеться, перед тем как отправиться на встречу с матерью.
Шанталь заказала свой любимый «Цезарев салат» и минеральную воду, Мишель же решила поесть как следует.
— Антония и Эмерсон уговорили меня встретиться с ними на ланче завтра на их яхте.
Мать была в солнечных очках, скрывавших выражение ее глаз. Однако Мишель прекрасно его представляла.
Шанталь в совершенстве владела искусством беседы. Сначала разговор пойдет о милых пустяках, будет рассказан какой-нибудь забавный случай или пара анекдотов, и только после этого наступит очередь главной цели встречи.
— Очень мило, — произнесла Мишель.
— Но мы непременно успеем на выставку в твоей галерее.
На ежемесячных экспозициях выставлялись работы молодых многообещающих художников, чье творчество привлекло внимание обоих совладельцев галереи — Мишель и Эмилио. Договор с художником подписывался за несколько месяцев до выставки, и сам факт, что уже были заключены такие соглашения об организации показов до конца года и даже в следующем году, говорил о высокой репутации галереи.
Эмилио просто нюхом чуял, что будет иметь успех, и они оба, соединив свои способности и знания, сумели превратить галерею в одно из самых известных заведений подобного рода на всем побережье.
Уже были разосланы приглашения пятидесяти их постоянным клиентам и партнерам, напечатаны проспекты, оставалось лишь развесить полотна по местам и доделать кое-какие мелочи. Именно этим они с Эмилио собирались заниматься сегодня после обеда и завтра с утра.
— У тебя есть какие-то планы на вечер, дорогая?
Мишель задержала над тарелкой вилку с накрученной на нее вкуснейшей лапшой с луковым соусом.
— Я закончу поздно, татап.
— А, понимаю.
Так уж и понимает!..
— Ты же знаешь, сколько у нас с Эмилио работы перед каждой выставкой, — весело сказала Мишель. — Надо все проверить, а Эмилио такой дотошный.
— Знаю, дорогая.
Шанталь считала важным дать дочери хорошее образование. Мишель училась в частной школе, потом в университете, провела какое-то время в Сорбонне. При всем при этом почему-то считалось, что ей совсем не обязательно применять на практике все то, чему она обучилась.
Галерея была воспринята матерью как прихоть. Когда Мишель стала партнером Эмилио Боннано, мать решила, что это просто так, для забавы, однако скоро поняла, что ошибалась, так как дочь, к вящему неудовольствию Шанталь, самым решительным образом отказалась участвовать в ее светских развлечениях, лишь изредка удостаивая своим присутствием какой-нибудь благотворительный обед или празднество. Тем не менее мать то и дело приглашала Мишель в разные места, а в последние несколько месяцев она вообще задалась целью выдать ее замуж.