Белый при ближайшем рассмотрении оказался Зильберовичем.
- Здорово! - сказал я ему. - Ты что это так вырядился?
-У вас есть какой-нибудьайдентификейшен? - спросил он,не проявляя
никаких признаков узнавания.
- Вот тебе айдентификейшен, - сказал я и сунул ему под нос фигу.
Негр схватился за шашку, а Зильберович поморщился.
- Нужно предъявить айдентификейшен, - повторил он.
Тем временем негр открыл багажник моей машины и, ничего в нем не найдя,
кроме запаски, тут же закрыл.
-Слушай, Лео, - сказал яЗильберовичу сердито. - Я из-за тебя провел
шестнадцать часов в дороге, отстань от меня со своими идиотскими шутками.
-Нуженайдентификейшен,- настойчивоповторил Лео и покосился,на
негра, который, приблизившись, смотрел на меня не очень-то доброжелательно.
- Ну ладно, - сказал я, сдаваясь.- Еслиты настаиваешь на том, чтобы
играть в эту странную игру, воттебе документ. - Я дал ему мои водительские
права в развернутом виде.
Он изучил их внимательно. Какна проходной сверхсекретного учреждения.
Несколькоразсверил меня с карточкой и карточку со мной. Итолькопосле
этого раскрыл мне свои объятия:
- Ну, здравствуй, старина!
- Пошел к черту! - сказал я, вырвав свои права и отпихиваясь.
- Нуладно, ладно, будет тебепыхтеть,- сказалон, хлопаяменя по
спине. -Тыже сам знаешь, КГБ заСимычем охотится, а они, еслизахотят,
загримироватьмогуткогохочешьподкогохочешь.Ну,пошли.Сейчас
чего-нибудьс дорожкирубанем. Эй,Том! -обратилсяон к черному казаку
по-английски. - Поставь его машину где-нибудь у конюшни.
В УСАДЬБЕ
Усадьба, натерритории которойя очутился,напоминала что-тонето
вродеДоматворчестваписателейвМалеевке,нетоправительственного
санатория в Барвихе, куда я однажды совершенно случайно попал.
Длинноетрехэтажное здание с полукруглым крыльцоми колоннами.Перед
крыльцом довольно большая, прямоугольная, мощенная красным кирпичом площадь,
и от нее во все стороны лучами расходятся асфальтированные аллеи, обсаженные
покраям молодымиберезами. Слеваотдомапарааккуратных коттеджейс
маленькими окнами, справанебольшая церквушка с тремя скромными луковками и
какие-то ещепостройки в отдалениинапротив главнойусадьбы.Атамеще
дальше поблескивает на заходящем солнце озеро.
На площадияувиделполосатый столбсфанеркойнаверху и надписью
"СССР".
- Что значит Си-Си-Си-Пи? - спросил я у Зильберовича.
- Что еще за Си-Си-Си-Пи? - не понял он.
- Ну вон на столбе что написано?
- Ах это? - засмеялся Зильберович. - Ну, старик, ты даешь!Чтозначит
эмигрантская привычкаклатинскимбуквам. Но это, старик, не по-английски
написано, а по-русски: Эс-Эс-Эс-Эр.
Но это, старик, не по-английски
написано, а по-русски: Эс-Эс-Эс-Эр.
- Это что же, с советской границы утащено?
- Да нет, это Том сделал. Ну да ладно, ты потом все поймешь.
Какое-то существо женского пола в очень открытом сверху и снизу красном
сарафане, стоя к нам спиной, поливало из шланга клумбу с хризантемами. Более
безобразнойфигуры явжизнисвоейне видел. Она состояла в основном из
огромного зада, а все остальное из него произрастало как бы случайно.
Бросив меня, Зильберович подкрался к этому заду и вцепился в него двумя
руками.
- Ой,батюшки! - вскрикнула владелица зада и,обернувшись,оказалась
молодойдевахой спростонароднымлицом,покрытым веснушками.-Это вы,
барин, - сказалаона, улыбаясь довольно глупо.- Вы все шутите и шутите, а
потом Том спрашивает меня, откеля синяки.
-Атыприходикомне, я тебе их попудрю, - сострил Зильберович и,
пошлепав еедружелюбно,сказал мне: - Это наша Степанида.Стеша. Она жена
Тома, который перед этим произведением, -он снова пошлепал произведение, -
устоять не мог.
- Да выж, барин, все кобели, - сказала Стеша, по-прежнему улыбаясь, -
и у женщины никакого другого места не замечаете.
Мы пошли дальше, и я заметил Лео, что его отношениек половому вопросу
за прошедшее время, кажется, изменилось.
- Да нет, -смутился Лео. -Неизменилось.Но здесь,знаешь, жизнь
такая уединенная, скучная, и иногда хочется как-то развеяться.
- А этот Том куда смотрит?
- А он никуда не смотрит, - ответил Лео беспечно. - Он человек широкий.
Когда мы приблизилиськ крыльцу, на нем появилосьеще односущество,
которое тут же кинулосьмне на грудь. Это была порядочных размеров овчарка.
Я собирался проститься с жизнью, когда почувствовал, что она лижет мне нос.
- Плюшка! -закричал Зильберович, оттаскивая собаку. - Что ж ты за гад
такой,запоганец!Нучтотызасобака!НезряСимычпрозвал тебя
Плюралистом.
- Плюралистом? - переспросил я удивленно.
-Нуда,-сказалЗильберович.-Совсеми без разборулижется.
Настоящий плюралист. Но мы его, чтобы не обижать, зовем Плюшкой.
Следом за Плюшкой на крыльцо вышла русская красавица в красном шелковом
сарафане, батистовомплаточке, сафьяновых сапожках, с большойсветло-русой
косой, аккуратно уложенной вокруг головы.
- Батюшки, когоэто Богпослал! - сказала она, лучезарно улыбаясь мне
сверху.
Это была Жанета.
Оналегкосбежаласкрыльца,имытроекратно, как принятосреди
уважающих русские обычаи иностранцев, облобызались.
- Ты совсем не изменилась, - сказал я Жанете.
- Мненекогдаменяться, -сказалаона. -Мы здесьвсе работаем по
шестнадцать часов в день. А вот ты поседел и растолстел.
- Да-да, - признал я печально.