Банк,почта,страховоеагентство,нотариальнаяконтора-вотте
учреждения, на посещение которых у меня ушло несколько дней.
Занимаясьвсемиэтимиделами, явдругкаким-то выработанным ещев
прежние годы в Москве чутьем ощутил, что за мной кто-то следит.
Мне было оченьнекогда, но, проявив элементарнуюнаблюдательность,я
заметил,что телефонмой ведетсебяне совсемобычно. Тов немслышны
какие-то шорохи (магнитофон?), тоон сампо себе почему-тотренькает, то,
звоня кому-то, япопадаюневтот номер, токо мне попадает кто-то, кто
звонил вовсе не мне.
Моя собака по ночамвдруг начинала ни с тогони с сего лаять. Выбегая
во двор, я никого ни разуне обнаружил, нооднажды нашел подсамой дверью
окурок сигареты "Прима".
Другойраз я обратилвнимание на молодогочеловекаазиатского вида.
Проезжаямимомоихворотна велосипеде,он слишкомстарательно от меня
отвернулся. Потом водномиз прилегающих переулковмоевниманиепривлек
старый зеленый"фольксваген"с франкфуртским номером. Заглянуввнутрь,я
обнаружил забытую на заднем сиденье газету "Правда".
На всякийслучай ясообщил освоихнаблюдениях в полицию.Там меня
внимательно выслушали, но сказали, что подозрения мои слишком расплывчатыи
неконкретны, но, еслиуменя появятсяболееубедительныедоказательства
слежки, они, разумеется, примут необходимые меры.
Полицейский, с которым я говорил, все же записалномер "фольксвагена",
а окурок "Примы" положил в целлофановый пакетик и спрятал в сейф.
ПОХИЩЕНИЕ
Втотжедень со мной случилосьпроисшествие, которое теперьможно
назвать забавным, но тогда оно мне таковым не показалось.
Вернувшись из полиции, я решил выкинуть из головы все свои подозрения и
развеяться.
Я сел на велосипед и поехал прокатиться по нашему штокдорфскому лесу.
За время своего изгнания я привык квелосипеднымпрогулкам иполюбил
их. Весь этот преимущественно хвойный лес, который отделяет нашу деревнюот
окраины Мюнхена,оченьмне милинапоминает нашиподмосковныелеса, но
отличается отнихтем,чтовдольипоперекпересеченасфальтовымии
гравийными дорожками суказателями на перекрестках и подробнымипланами на
опушках. Так что заблудиться здесь можно только при очень большом желании.
Я ехал посвоей любимой дорожке, соединяющей Бухендорф с Нойридом, она
прямая, асфальтированнаяи всегда пустыннав будниедни. Яехал довольно
быстро,обдумываяпредстоящее путешествиеи, видимо, такувлексясвоими
мыслями, что не заметил чего-то, что ожидало меня на дороге.
Яисейчас не знаю,чтотам было.Скореевсего, натянутая поперек
дороги веревка, на которую я налетел, упал и потерял сознание.
Скореевсего, натянутая поперек
дороги веревка, на которую я налетел, упал и потерял сознание. А может, меня
оглушиликаким-то другим способом, ничего определенного сказать не могу.Я
только помню,что я ехал навелосипеде и думал. Апотом наступил провал в
памяти, а потом, как говорят американцы, я нашел себя на каком-то диванчике,
который слегка подпрыгивал подо мной.
Думая,что нахожусь у себявкомнате,я предположил, что происходит
землетрясение, и хотел вскочить на ноги. Но тут же заметил, что,во-первых,
теломеня неоченьхочет слушаться, а во-вторых,я нахожусь недома,а
внутри какого- то автобуса с занавешенными окнами.Автобускуда-то едет, а
передо мной сидят три человека, два вобыкновенных костюмах, а один весьв
белом, должно быть, врач.
Батюшки! - подумал я. - Что ж это со мной случилось, подо что я попал и
куда меня везут?
Я пошевелился, чтоб как-то себя общупать, проверить целостностьсвоего
организма.
Как только япроявилпризнаки жизни, люди, сидевшие передо мной, тоже
зашевелились, а врач сказал что-тона незнакомом мне языке. Приглядевшись к
нему,яувидел, что это вовсене врач,а, скорее всего, какой-тоараб в
национальномбелом балахоне и такой же белойнакидке, закрывавшей половину
лица. Двое других были, вероятно, тоже арабы, но одетые по-европейски. Этим,
вкостюмах,былолетпо тридцать, а тот, в накидке,выглядел,пожалуй,
постарше.
При моем пробуждениионисначалаперекинулись несколькими словами, а
потом. Тот,которыйв накидке,заговорилбыстро,громко и повелительно.
Причем,когдаоноткрыл рот, отего зубовизошло голубоватое сияние, от
которого в автобусе вроде бы даже стало светлее.
Когдаонзамолчал,одинизегоспутниковкивнулипо-английски
обратился ко мне. Назвавменя пофамилии (разумеется, сдобавлением слова
"мистер"), он сказал, что Его Высочество (тоесть тот,который внакидке)
приносит мне свои глубочайшие извинения, что им пришлось так бесцеремонно со
мной обойтись. Они никогда непозволили бысебе такого обращениясо столь
уважаемым и достойным человеком, каким они меня, безусловно, считают. Только
исключительнаянеобходимость толкнула ихнатакойпоступок,очемЕго
Высочество еще и еще раз весьма сожалеет.
Очевидно, после чего-то,что сомною недавнослучилось,у меня было
некотороепомрачениепамяти,янезнал,очемименносожалеетЕго
Высочество, и решил Промолчать.
- Однако Его Высочество, продолжал переводчик, - очень надеется, что вы
чувствуете себя достаточно хорошои не будете слишком долгодержать на нас
обиду. Его Высочествосо своейстороны готововозместитьматериально тот
небольшой ущерб, который мы невольно вам нанесли.
При этих словах Его Высочество энергично закивало головой (не открывая,
однако, лица), потом полезло к себе под подол, долго путалось там в складках
иковырялось и,вытащив наконецкожаныймешочеквроде кисета, аккуратно
положило его на разделявший нас узкий столик.