– Деле Джесс, – констатирует он.
– Да. Сложность в том, что вы были знакомы. Поэтому если мы будем вести откровенный разговор, то ты будешь вынужден отказаться от своего права не давать показания. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Он кивает и начинает цитировать «права Миранды»:
– У меня есть право хранить молчание. Все, что я скажу, может быть использовано против меня в суде. Я имею право на допрос в присутствии своего адвоката. Если я не в состоянии сам оплатить услуги адвоката, адвокат будет назначен мне судом…
– Совершенно верно, – бормочу я. – У меня есть экземпляр со всеми перечисленными правами. Если ты поставишь здесь свою фамилию, а внизу подпись, я смогу доказать начальству, что ты не просто их помнишь, но и понимаешь, что они означают.
Джейкоб берет ручку и поспешно ставит фамилию на документе, который я заранее подготовил.
– Теперь мы можем разговаривать? – интересуется он. – Что вы обнаружили?
– Рюкзак ничего не дал.
– Ни одного отпечатка?
– Лишь те, что принадлежат самой Джесс, – говорю я. – Кое‑что интересное обнаружили в доме – разрезана противомоскитная сетка и взломано окно.
– Думаете, преступник пробрался через окно?
– Нет, потому что дверь была не заперта. Однако мы все‑таки обнаружили след от ботинка под окном. Он идентичен следам от ботинок приятеля Джесс.
– Когда‑то показывали отличную серию «Блюстителей порядка», когда посторонние следы были обнаружены лишь после того, как выпал снег. – Джейкоб замолкает, переваривая информацию. – Значит, Марк убивает Джесс, потом пытается все представить таким образом, что кто‑то вломился в дом. Порезал сетку, перевернул стулья, разбросал почту и компакт‑диски?
– Что‑то в этом роде. – Я смотрю на его руки: как и на руках Макгуайра, никаких повреждений. – Что скажешь? Трудно изменить место совершения преступления, чтобы пустить полицию по ложному следу?
Ответить он не успевает, звонит мой телефон. Узнаю номер: на проводе Бэзил, который поехал с судмедэкспертом в клинику.
– Извини, я на минутку, – говорю я Джейкобу и выхожу в коридор, не забывая плотно закрыть за собой дверь. Потом говорю в трубку: – Что нового?
– Помимо ссадин на спине и ушибов на шее и предплечье, есть еще в окологлазничной области…
– Бэзил, говори простым языком.
– Синяки под глазами, – отвечает он. – У нее сломан нос и трещина в черепе. Причина смерти – субдуральная гематома.
Я пытаюсь представить, как Джейкоб Хант наносит правой рукой Джесс Огилви удар такой силы, что у нее раскалывается голова.
– Отлично. Спасибо.
– Это еще не все, – продолжает Бэзил. – Белье надето наизнанку, но следов насилия не обнаружено. Лицо чисто вымыто, но вдоль линии роста волос обнаружены следы крови. И выбитый зуб! Мы нашли его.
– Где?
– Завернутый в туалетную бумагу, он лежал в переднем кармане ее спортивных штанов, – отвечает Безил. – Преступник не бросил Джесс Огилви просто так, он позаботился о ней.
Я нажимаю отбой и тут же вспоминаю о Саше, у которой всего месяц назад выпал зуб, когда она ночевала у меня. Мы завернули его в салфетку и положили в конверт, адресованный Зубной Фее, чтобы она обменяла его на денежку. Естественно, мне пришлось позвонить бывшей жене и узнать, почем нынче зубы. Пять долларов. Только представьте себе, весь мой рот стоит 160 долларов. После того как Саша заснула, я обменял конверт на новую хрустящую банкноту с изображением президента Линкольна, а потом стоял и думал, что теперь делать с детским зубом.
Я представлял себе, как у Зубной Феи стоят пустые стеклянные лампы‑сосуды, в которых хранят ракушки. Только у нее там должны храниться крошечные детские клыки. Поскольку я не сторонник подобных декоративных штучек, то решил просто выбросить чертов зуб, но в последний момент передумал. В заклеенном конверте лежит детство моей дочери. Сколько еще раз мне доведется подержать в руках частичку ее жизни?
Неужели Джейкоб Хант испытывал похожие чувства, когда держал зуб Джесс?
Глубокий вдох – и я возвращаюсь в свой кабинет. Хватит миндальничать.
– Ты когда‑нибудь присутствовал при вскрытии, Джейкоб?
– Нет.
Я усаживаюсь за свой письменный стол.
– Первое, что делает судмедэксперт, – это берет огромную иглу и втыкает в глазное яблоко, чтобы вытащить стекловидное тело. Если провести токсикологический анализ, можно увидеть, какие вещества присутствовали в организме жертвы на момент смерти.
– Какого рода токсикологический анализ? – интересуется Джейкоб, даже не моргнув при описании этой чудовищной картины. – Алкоголь? Лекарства, отпускаемые по рецепту? Или наркотики?
– Потом судмедэксперт делает на теле Y‑образный надрез и раздвигает кожу. Потом распиливает грудную клетку, чтобы открыть ее, как крышку у чайника, и начинает доставать органы, один за другим… взвешивать… разрезать на части, чтобы исследовать под микроскопом.
– «Однажды меня попытался опросить агент по переписи населения. Я съел его печень с бобами и хорошим кьянти».
– Потом судмедэксперт берет пилу и отпиливает верхнюю часть черепа, с помощью стамески вскрывает черепную коробку. Лезет внутрь и достает мозг. Знаешь, какой звук издает мозг, когда его достают из черепной коробки, Джейкоб? – Я имитирую звук ломаемой печати.
– Потом его взвешивают, верно? – интересуется Джейкоб. – В среднем мозг человека весит около килограмма, но самый тяжелый известный науке мозг весил две тысячи восемьсот пятьдесят граммов.
– Все, что я сейчас описал, – говорю я, подаваясь вперед, – все это только что происходило с твоей подругой Джесс. Что ты об этом думаешь?
Джейкоб вжимается в кресло.
– Я не хочу думать об этом.
– Хочу рассказать тебе, что во время вскрытия Джесс было обнаружено кое‑что еще. Возможно, ты сможешь найти этому объяснение.
Он заметно приободряется, готовый принять игру.
– На теле обнаружены синяки, указывающие на то, что ее тащили за руки. И следы удушения.
– Что ж, – бормочет Джейкоб, – следы от кончиков пальцев или от ладоней?
– Это ты мне скажи. Ведь это ты тащил Джесс за руки, верно?
Лицо Джейкоба, когда он понял, что его загнали в ловушку, в точности напоминает лицо его матери. Его руки впиваются в подлокотники кресла, он качает головой.
– Нет.
– А душил? Ты же не станешь мне врать, что не делал этого?
Он закрывает глаза и морщится, как будто от боли.
– Нет.
– Почему ты ее задушил?
– Я не душил!
– Вы повздорили? Она сказала что‑то, что тебе не понравилось? – не отступаю я.
Джейкоб сдвигается на край кресла и начинает раскачиваться. Он не смотрит мне в глаза, как бы я ни повышал голос. Жаль, что я записываю наш разговор не на видео, а только на аудио. Если поведение этого парня – не типичная иллюстрация вины, откровенно признаюсь, я не знаю, что тогда может говорить красноречивее.
– Я не душил Джесс, – говорит Джейкоб.
Я совершенно не обращаю внимания на это заявление.
– Ты душил ее, пока она не умерла?
– Нет.