Находила его навязчивым. Не знаете, кто бы это мог быть?
– Фаррелл Смит, – без запинки сказала она.
– Вы уверены?
– Миз Паскаль часто ведет дела об изнасиловании, – пояснила Неста. – Это выигрышная позиция – когда насильника берется защищать женщина‑адвокат. Миз Паскаль не так‑то просто напугать, она не какая‑нибудь нервическая барышня, но этот человек… – Неста невольно содрогнулась.
– Опишите его.
Секретарша немного подумала, напряженно глядя куда‑то в пустоту, словно пытаясь разглядеть внешность Смита.
– У него телосложение регбиста. Правда, он невысокий, роста скорее среднего, но выглядит устрашающе. Такие люди будто занимает слишком много места – вы, наверное, знаете этот тип.
Еще бы мне не знать, подумала Рейнер.
– Самоуверенный, – продолжала Неста и добавила через силу: – К тому же хорош собой. По‑своему обаятельный. Но в его присутствии чувствуешь себя как на иголках. Понимаете, что я хочу сказать?
Официантка подошла принять заказ, и Неста ненадолго замолчала. Потом сложила руки перед собой на столе, темные глаза сосредоточенно смотрели на Рейнер.
– Ему непременно надо было нарушить личное пространство: он всегда стоял слишком близко, наклонялся через стол, когда я проверяла, свободна ли миз Паскаль, читал записи в ежедневнике, пометки в календаре. Я видела, как он однажды снял волосок с ее жакета. – Она поежилась. – У меня тогда мурашки по коже пробежали. Честно. Навязчивый – да, это про него.
– Хорошо. – Рейнер понимала, как такое поведение может сделать женщину уязвимой. – Миз Паскаль защищала его по обвинению в изнасиловании…
– Это уже потом, – перебила Неста. – Первоначально его обвиняли в преследовании.
Рейнер насторожилась. Преследование. Что, если Клара Паскаль стала его навязчивой идеей?
– Мерзавец говорил, что он пытался защитить ее – свою подругу то есть. «Вы же знаете, как это бывает, Клара, – объяснял он. – Женщина порой не чувствует себя в безопасности в собственном доме». Все расспрашивал миз Паскаль, где она живет. Чертов ублюдок! Хотел выведать всю подноготную о ее семье и всякое такое.
– А она? Выложила ему всю подноготную?
Неста снисходительно улыбнулась:
– Нет, конечно. Но она сказала мне как‑то, что он из числа тех парней, от которых у нее мурашки бегут по коже. Я, говорит, теперь нисколько не удивлюсь, если однажды вечером буду обедать в ресторане и окажется, что он сидит за столиком напротив. – Неста покачала головой. – Когда она узнала, что его арестовали за изнасилование… – Секретарша быстро огляделась вокруг, убедилась, что никто не подслушивает и прошептала: – Миз Паскаль хотела, чтобы дело взял кто‑нибудь другой, но мистер Уоррингтон и слышать об этом не захотел.
– И Смит был признан виновным в изнасиловании?..
– О да! – отозвалась Неста с нескрываемым удовлетворением. – Это был один из самых удачных провалов миз Паскаль.
Рейнер вопросительно наклонила голову.
– Это выражение самой миз Паскаль, – пояснила Неста. – Она употребляет его, когда проигрывает защиту, желая выступать обвинителем.
– Итак, чтобы раз и навсегда все прояснить, – начала Рейнер, мысленно задаваясь вопросом, какие найти слова, чтобы Несте не показалось, будто она обвиняет Клару в халатности. – Есть ли какая‑нибудь вероятность, что… – Она остановилась. Деликатные фразы составить не удалось. – Я вот думаю, не предпринимала ли миз Паскаль меньше стараний в отношении этого Смита, чем предпринимает… в других случаях?
Неста с возмущением уставилась на нее.
– Миз Паскаль всегда делает для своего клиента все, что только в ее силах! – с жаром заявила она.
Рейнер извинилась и спросила:
– Фаррелл Смит по‑прежнему за решеткой?
Неста пожала плечами:
– Мне это неизвестно.
– Ну что ж. – Пора было переходить к следующим вопросам. Рейнер тщательно подготовилась к разговору. Если мистер Уоррингтон проведает о встрече Несты с полицией, другого шанса разузнать о клиентуре Клары не будет. – Вы не помните, кто‑нибудь еще из клиентов Клары Паскаль угрожал ей? Или, скажем, не скрывал своего недовольства приговором?
– У миз Паскаль очень хорошие отношения с ее клиентами, – натянуто ответила Неста. Очевидно, она никак не могла простить Рейнер попытки бросить тень на профессиональную репутацию своей начальницы и многозначительно замолчала, поджав губы.
Рейнер обрадовалась, когда, наконец, прибыл их кофе. Она налила себе чашку, следя за Нестой, упорно избегавшей ее пристального взгляда. Рейнер подождала, пока секретарша сделает несколько глотков, и задала новый вопрос:
– А клиенты противной стороны не могли иметь к Кларе претензий?
Неста так и застыла, поднеся чашку ко рту:
– Люди, которых она успешно преследовала по суду, вы хотели сказать?
– Или истцы, недовольные тем, что она помогла ответчикам уйти от правосудия, – предложила Рейнер.
– Был такой случай в прошлом году, – нехотя призналась Неста, поставив чашку на стол. – Отец никак не хотел признать, что его дочь… – Она слегка зарделась, оглядев посетителей за соседними столиками и понижая голос. – Ну… что она слегка приукрашивает события.
– Еще одно дело об изнасиловании?
Неста кивнула:
– Миз Паскаль доказала, что это был секс по взаимному согласию. Девчонка перепугалась, когда об этом узнал отец, и обвинила парня в изнасиловании.
– И парень вышел сухим из воды?
– Он был признан невиновным, – едко поправила Неста.
Рейнер скрипнула зубами, но спросила с завидным бесстрастием:
– И отец не смог смириться с вердиктом присяжных?
Краткий кивок. Рейнер открыла было рот, однако Неста не дала ей заговорить:
– Прежде чем вы спросите, сразу скажу: я не могу вспомнить его имя. Постараюсь найти в бумагах, когда вернусь в офис. – Она встала, давая понять, что беседа закончена. – Позвоню вам вечером. – И ушла, едва пригубив свой кофе и оставив за собой легкий аромат «Шанель № 5».
Элинор навсегда останется для него особенной. Такова судьба любого первого опыта: первая сигарета, первый поцелуй, первая рюмка, первый автомобиль, первая девушка, первое убийство… Преемницы, сколько бы их ни было, обречены проигрывать в сравнении с Элинор. Он уже жалел, что не подержал ее у себя подольше: неделю, месяц – какие изысканные ласки он мог ей подарить! Но ему и так потребовалось огромное самообладание, чтобы ждать столько, сколько он ждал, наблюдать за ней, чувствовать ее рядом и в то же время держаться на расстоянии. Хотя она была сговорчивой, и он мог бы насладиться еще сотней маленьких… знаков внимания с ее стороны, продержи он ее чуть дольше. Однако он подозревал, что у него не хватило бы терпения продлить удовольствие: уж слишком он наслаждался убийством.
Он оплакивал потерю Элинор в той мере, в какой она затрагивала его. Слияние их жизней (и ее смерть) было делом случая – она пришла вовремя, вернее, вовремя для него, но не вовремя для себя. Он видел в этом грустную иронию судьбы, но не мог заставить себя испытывать к ней жалость.
Все горестные лишения и воображаемые обиды его юности теперь казались ему бессмысленными.