Если бы он сыграл «Размышление» из «Таис» или какую‑то другую, более известную вещь, около него собрался бы народ, как около меня.
– Невероятно! Значит, ты преуспел там, где виртуоз потерпел неудачу? И это в Испании, где самая классическая музыка – это «Пакито‑чоколатеро»!
– Если ты мне не веришь, посмотри на фотографию, которую сделал Дани моим мобильником.
Грегорио вытащил из кармана телефон и показал снимок, на котором был виден мальчик в окружении по меньшей мере тридцати человек.
– Погоди минутку. Твоим мобильником? Давно ли у тебя мобильник?
– В первый день нам удалось собрать шестьдесят семь евро. И мы вернулись в другой раз, и вот тогда у меня упала скрипка.
Пердомо чуть не расхохотался, но сдержался и напустил на себя серьезный вид.
– Все, что я вижу здесь, – это мальчик, но он очень далеко. Откуда мне знать, что это ты?
Грегорио заметно расстроился из‑за того, что отец не поверил в его успешное выступление:
– Папа, ну посмотри на одежду! Ты эту куртку, красную с белым, видел на мне сотни раз!
Увидев вполне ожидаемую реакцию мальчика, Пердомо дал волю веселью:
– Скажи, какую вещь ты выбрал, чтобы превзойти этого скрипача?
– Я вспомнил, как ты всегда говорил, что «Битлз» были как Шуберт двадцатого века. А поскольку у нас в гостиной стоят все твои диски, я их прослушивал, чтобы найти привязчивую мелодию.
– Уже за одно то, что выбрал «Битлз», ты заслуживаешь награды!
– Я играл «Восемь дней в неделю», очень живо.
В ответ Пердомо начал напевать песню, отбивая ритм ладонями: «Ain’t got nothin’ but love, babe, eight days a week».
Грегорио почувствовал себя неловко оттого, как мало изящества было в движениях отца:
– Довольно, папа.
Пердомо заверил мальчика, что на этой же неделе они решат вопрос со скрипкой, но сначала заставил его пообещать, что тот больше не станет демонстрировать свои музыкальные способности в метро.
– Несколько месяцев назад группа неонацистов убила мальчика в Легаспи. А кражи и нападения происходят каждый день.
– Но все время становится все больше камер, папа, – ответил ему сын. – И скоро начнут действовать патрули с собаками. Мне кажется, я в метро в большей безопасности, чем на улице.
– Тебе только тринадцать, Грегорио. Мальчик тринадцати лет в наше время не может чувствовать себя в безопасности нигде. Тем более со скрипкой, какую мы, возможно, тебе купим.
Мальчик пришел в восторг от мысли, что наконец станет обладателем хорошего инструмента. Пердомо не стал говорить, что теперь у него есть прекрасный повод позвонить Элене Кальдерон.
Результаты вскрытия тела Ане Ларрасабаль подтвердили первые предположения Пердомо, сделанные в тот вечер, когда он осматривал еще неостывшее тело скрипачки. Причиной смерти послужила церебральная аноксия, вызванная удушением с помощью предплечья, а токсикологические анализы не выявили ничего значимого. Однако изучение под микроскопом арабских букв, которые убийца написал кровью на груди жертвы, дало действительно интересные результаты, и криминалисты попросили инспектора зайти к ним, чтобы прокомментировать их ему лично.
– Как всем известно, – начал объяснять сотрудник отдела, вкладывая слайды размером со страницу в негатоскоп, – у арабов не только совершенно отличный от нашего алфавит, но они к тому же пишут справа налево. Это определяет общий характер письма и способ начертания каждой буквы. Всего существует восемнадцать основных форм букв, которые несколько варьируются в зависимости от того, связаны они с предыдущей буквой или последующей.
В результате получается двадцать восемь букв алфавита, которые могут сочетаться с одной, двумя или даже тремя точками, расположенными над или под каждым знаком, но здесь нам важно, каким образом перемещается перо по бумаге.
Слайды уже были закреплены вертикально на белой матовой поверхности, и криминалист включил флуоресцентную лампу, чтобы просматривать изображения.
– Чтобы составить слово «Iblis», которое по‑арабски значит «дьявол», убийца должен был употребить пять знаков. Вот слово целиком.
Оно состоит из букв:
На этом слайде мы видим увеличенную первую букву, «син»:
Араб написал бы ее следующим образом: начав с крайней правой точки двойного «v», затем вывел бы большое «U», не отрывая пера, одним движением.
Криминалист помогал объяснению, рисуя в воздухе указательным пальцем букву «син» так, как она должна быть написана. Пердомо заметил, что в этом странном окружении, создаваемом белым нереальным светом лампы, у криминалиста, в то время как он объясняет, голова слегка покачивается вверх и вниз, словно плавник дельфина. Так как он очень редко моргал, глаза его напоминали рыбьи, и это создавало впечатление, будто смотришь на какое‑то существо в аквариуме.
– При изучении под микроскопом обнаружилось, что эти буквы написаны слева направо, как это сделал бы западный человек, – заключил эксперт.
Фосфоресцирующий свет негатоскопа начал мигать, несомненно, из‑за плохого контакта, и криминалист наградил аппарат крепким ударом по верхней части.
– Могу я посмотреть изображения, полученные с помощью микроскопа? – спросил Пердомо, отметив, что удар подействовал. Примерно так же его отец в свое время награждал тумаком старенький черно‑белый телевизор, когда у того сбивалась настройка.
Криминалист вручил ему несколько фотографий размером в страницу, на которых можно было различить текстуру крови.
– Видишь? – сказал криминалист. – Плотность краски (в данном случае это собственная кровь жертвы) уменьшается слева направо, а не наоборот. По мере того как обмакнутый в кровь палец движется по коже этой бедняжки, он мажется меньше, из‑за того что кончается краска.
– Другими словами, убийца не араб, – в изумлении воскликнул инспектор.
– Мое личное мнение, что кто‑то хотел нас надуть, заставить поверить в то, что убийство – дело рук фанатика‑исламиста.
– Из этого же следует, что убийство не было спонтанным, а хладнокровно задумано хитрым преступным умом.
– Не таким уж хитрым. Убийца совершил ошибку, написав это слово слева направо.
– Это единственная его ошибка, потому что вы не нашли больше ни одной улики: ни волос, ни отпечатков пальцев, ни волокон одежды.
– Ошибаешься, инспектор, ведь он оставил след, который я тебе продемонстрировал, а именно свой образ действий. Очень немногие могут искусно задушить человека с помощью предплечья, – сказал криминалист, выключив свет в комнате и погасив лампу. – Я разговаривал с судебным врачом (еще до того, как ты включился в расследование), и он сказал мне, что неопытный душитель наверняка стал бы сжимать руками горло. Это не только причиняет жертве страшную боль, но всегда вызывает неистовое сопротивление с ее стороны и обычно заканчивается разрывом гортани и переломом подъязычной кости.