– Ты сидишь в камере предварительного заключения! – заорал комиссар. – Не думай, что тебе удастся легко отделаться. Ведь на тебе висят сейчас пять поджогов. А я говорю – не пять, а четыре!
Адмир молчал.
– Когда я гнался за тобой…
– На самокате…
– Заткнись… Когда я тебя преследовал, ты треснулся о фонарь. Но только левой стороной своей пустой башки. Я ведь видел!
Адмир помотал головой и повторил со слезами на глазах:
– Это я все сделал.
Тойер подождал продолжения, но не дождался. Через некоторое время надзиратель отпер дверь. Комиссар ушел.
– С кем вы хотите переговорить? – Мангеймский сотрудник сосредоточенно изучал содержимое бумажного стаканчика, который держал в руке.
– Мне нужен Петер Плац.
– По какому вопросу?
– По профессиональным делам.
– Кто вы по профессии?
Усатый и немного грубоватый сотрудник, похожий на Хафнера (гейдельбергскому комиссару ни за что нельзя рассказывать об этом, так как он испытывал к мангеймским коллегам неприязнь на грани паталогической), оторвал глаза от стаканчика и удостоил посетителя взглядом человека, поднявшегося на высокую гору и устало созерцающего суету жизни, мельтешащей где‑то у подножия.
– Я, – пропел могучий сыщик, – полицейский. Старший гаупткомиссар Тойер из Гейдельберга. А вы ведь не старший гаупткомиссар, иначе не сидели бы тут, на входе, как последний болван.
Парень перепугался, так перепугался, что вмиг спустился с горы. И стал самим собой, обычным оденвальдским простофилей, надевшим полицейскую форму.
– Да, то‑то я смекнул, что вы не простой посетитель, а вылитый гаупткомиссар. Господин гаупткомиссар, так это вы гнались за поджигателем на самокате?
Тойер промолчал. Парень молниеносно слинял из приемной.
В этой части Мангейма, в Неккарштадте, отделение полиции выглядело как обшарпанный филиал сберкассы, филиал сберкассы походил на киоск, а киосками назывались дыры, куда хотелось поскорее сунуть деньги и убраться подобру‑поздорову.
Да, Тойер тоже испытывал некоторую неприязнь к этому прямолинейному городу, хотя понимал, что это ужасно глупо. Соседние почти слившиеся города упрекали друг друга во всевозможных грехах, зато все вместе ненавидели Штутгарт с его швабским правительством. Все страшно нелепо.
– Ах, господи, кого я вижу? Тойер! Какими судьбами? Что, проблемы, коллега?
Типичный мангеймец… Надо подтянуть живот…
Ильдирим поглядывала в окно кабинета, дожидаясь Бабетту. Они уговорились, что в полдень вместе сходят куда‑нибудь поесть. Сегодня в городе что‑то не ладилось с транспортом. В принципе это должно было заинтересовать ее как работника прокуратуры, но не заинтересовало, она давно не звонила и в школьный родительский комитет. Хотя мать, родительница – не данность, а сравнительно сложная работа. И винить окружающих проще, чем что‑то делать самой.
Бабетта не появлялась. Ильдирим мрачно склонилась над очередным делом: некий ловкач ухитрился стать нежелательным лицом почти во всех окрестных ресторанчиках и пивных. Тем не менее он сумел совершить еще один «подвиг». Новая пиццерия в Эммертсгрунде с замечательным названием «Три осла»: легкая закуска, затем детское блюдо «спагетти болоньезе», три бокала красного сладкого «шорле» – вина с минералкой. Далее все шло по обычному сценарию: прохвост не захотел платить и спокойно ждал, когда явится полиция. Прокурор неожиданно решила: надо как следует врезать наглецу, в основном за жуткий выбор напитка. Стук в дверь. Вошла Бабетта.
– Привет! – Приемная дочь небрежно смахнула со спины рюкзак; она носила его на одной лямке – так «круче».
Стук в дверь. Вошла Бабетта.
– Привет! – Приемная дочь небрежно смахнула со спины рюкзак; она носила его на одной лямке – так «круче». Ильдирим уже пыталась применять воспитательные меры, что‑то говорила про неправильную осанку и важность хорошего здоровья, но все дело завершилось тем, что девочка вежливо поинтересовалась, как себя чувствуют курящие астматики.
– Я порвала с Озгюром.
– Да что ты? Неужели? – Прокурор собрала всю свою волю, стараясь не слишком бурно проявить свою радость.
– Он считает суперским то, что сделал парень из Мангейма, тот поджигатель. А сам при этом болтает направо и налево, что хочет стать полицейским. Тупой кретин.
Ильдирим встала:
– Ладно, сегодня пообедаем не в столовой. Пойдем в «Крокодил» или, скажем… куда‑нибудь в Вестштадт! Да?
– Ты решила хорошенько это отпраздновать, да? – Бабетта откинула прядь с лица.
– Нет‑нет, – поспешно забормотала Ильдирим, скрывая внутреннее ликование. – Просто, по‑моему, это серьезный шаг и сделать его обычно бывает очень трудно. Кроме того, я считаю, что ты заслужила небольшой праздник… А вообще, я просто рада, что этот круглый идиот от нас отстал. Да, рада. Кстати, вы пользовались презервативами?
– Ясное дело, мама, – усмехнулась Бабетта. Они смотрели друг на друга.
– Как ты меня назвала? – На глаза Ильдирим навернулись слезы. – Как?
– Я случайно. Тебе не нравится? Неловко?
– Очень нравится, – всхлипнула прокурор и притянула к груди приемную дочь. – Я закажу самые дорогие блюда, какие есть в «Крокодиле», – добавила она, шмыгнув носом. – Малышка моя…
– Пожалуй, я должна сообщить тебе еще одну вещь, – прошептала Бабетта и погладила львиную гриву своей прослезившейся матери. – Вообще‑то я снова влюбилась. Костас грек.
Через полчаса, в «Крокодиле», прокурор Бахар Ильдирим выбрала дежурное блюдо – не самое дорогое.
– Ты намекаешь на то, что я вынудил мальчишку дать признательные показания? – Плац улыбался, но получалось не очень убедительно.
– Боюсь, я могу намекнуть тебе еще на кое‑какой нюанс, – буркнул Тойер. – Тут я вспомнил… Ты ведь левша…
Плац кивнул, его глаза сузились в щелочки. Вообще‑то он не сильно изменился за эти годы. Выглядел почти так же, как прежде. Поджарый, короткий ежик волос, усы, очечки в тонкой оправе, искусственный загар, приобретенный в солярии, золотая цепь на шее. Из молодого сутенера стал старым.
– Так вот, правая щека парня выглядит плоховато. При задержании я случайно запомнил, что он не этой стороной морды влепился в фонарь. Значит, ты врезал ему один раз или, возможно, несколько.
Плац откинулся на спинку стула:
– Тойер, слушай, мы никогда не были друзьями, это ясно. Но парень находился в Гейдельберге, когда произошел поджог. Что это, случайное совпадение? Как ты думаешь? Про дом было написано в газете…
– Он практически не умеет читать.
– Зато он видел картинку, я точно знаю. Слушай, Иоганнес, вы там живете в вашем кукольном Гейдельберге… А тут огромный город! Я слышал о твоих успешных делах. Но у нас в Мангейме такие происшествия едва ли не каждый день…
– Ну конечно, – фыркнул Тойер, – и первая дрезина, и первый автомобиль – все из Мангейма! Между прочим, у нас в городе находится старейший университет Европы!
– Старейший в Германии, дорогой мой! – разгорячился теперь и Плац, который так же, как и Тойер, вырос в Гейдельберге и прослушал в школьные годы местный курс краеведения с сильной патриотической окраской.