– Здравствуйте, тетя Саша. – Она торопливо протянула сумку. – Вам тетя Лариса просила передать.
– Спасибо тебе огромное.
Девчонка продолжала смотреть на меня во все глаза, в ее личике отчетливо читалось недоумение.
– Ты сейчас на троллейбус? – спросила я, чтобы что‑то спросить.
– Да…
– Тогда всего доброго. И еще раз большое спасибо.
Я отправилась в сторону подворотни. Оглянулась: девчушка продолжала стоять возле киоска, глядя мне вслед. Не успела я дойти до конца забора, огораживающего территорию старого рынка, как меня догнал Денис.
– Что скажешь, Чингачгук? – усмехнулась я.
– Ничего подозрительного вроде не было.
– Давай зайдем в какой‑нибудь подъезд и посмотрим, что нам тут прислали.
Главное, конечно, деньги. Их было около восьми сотен. Такое богатство меня порадовало и слегка удивило: кошелек подружки был тощ, как медведь в апреле. Причина неожиданного расточительства стала мне ясна из письма. Лариска сообщала, что деньги дали друзья, кто сколько смог. Общественность в недоумении, меня ищет милиция, ищет какой‑то тип из прокуратуры, еще какие‑то типы и мой работодатель в придачу. Я горестно вздохнула, но сейчас все, в том числе и работодатель, волновали меня много меньше, чем мысль о том, где я буду спать этой ночью. Очень хотелось, чтобы была постель, с настоящим матрасом, подушкой и одеялом. Письмо я сунула в карман и полезла в сумку. Надо отдать должное Ларисе: она проявила заботу и понимание, все самое необходимое здесь лежало. Я мысленно поблагодарила ее и задумалась. Денис вертелся рядом.
– Денег прислали? – спросил он тревожно.
– Да. С деньгами пока порядок. Зайдем в кафе, перекусим, не думаю, что это особенно опасно.
– А потом? – спросил мальчишка. Хороший вопрос. Действительно, а что потом? Планы будем осуществлять поэтапно, сначала есть, потом думать.
Мы забрели в совершенно пустынную столовую и смогли потрясти как раздатчицу, так и кассира: на четыре наших подноса они взирали с благоговением, а потом еще минут двадцать с изумлением на нас. Набив желудки, мы немного поскучали на скамейке в парке: Денис оттого, что хотел курить, но вроде бы бросил, а я оттого, что надо было приступать к размышлениям, а в голове пусто. Я совершенно не знала, что мне делать. Однако признать перед мальчишкой свое полное и безоговорочное поражение было совестно, и я попыталась изобразить кипучую деятельность.
– Нам нужно узнать, как себя чувствует Степаненко. Если это возможно, попытаться с ним встретиться.
– Чего ты прицепилась к этому менту? Пользы все равно не будет.
– Будет. Давай мыслить логично: кому‑то понадобилось от него избавиться, думаю, в связи с нашим делом. Если это так, значит, он друг: враги наших врагов – наши друзья.
Денис посмотрел на меня с некоторым уважением и почесал нос.
– Как узнавать‑то будем?
– Есть идея, – кивнула я, поднимаясь со скамьи.
Направились мы к детскому саду номер семнадцать, он находился в трех троллейбусных остановках и пришел мне на ум по двум причинам: во‑первых, недалеко, во‑вторых, связать меня с этим детским садом мало кому придет в голову. А между тем заведующую я хорошо знала, так как полгода назад расписывала у них зал. Объем работ был приличным, и мы успели подружиться. Завидев детский сад, Денис насторожился:
– Зачем нам туда?
– Пойдем, узнаешь.
– Нет, я тебя здесь подожду.
– Хорошо. Только никуда не уходи. Вдруг моей приятельницы нет на месте и…
– Да понял, понял… иди.
Заведующую я застала в кабинете, она мне вроде бы обрадовалась и спросила: какими судьбами? Я честно созналась, что мне нужен телефон и справочник.
Получив и то и другое, я нашла в справочнике фамилию Степа‑ненко. Их оказалось человек тридцать, не меньше. Для начала я выбрала тех, кто имел инициалы Н.П. Таких было трое. Два абонента не ответили, а набрав следующий номер, я услышала детский голос и поинтересовалась:
– Николай Петрович дома?
– А папа в больнице, – ответила девчушка. Мамы дома тоже не было, и мы побеседовали. Дела у Николая Петровича, судя по всему, были неважные: он все еще находился в реанимации. Задав девочке массу дополнительных вопросов, чтобы исключить ошибку, я убедилась, что Николай Петрович лежит во Второй городской больнице. И что мне это дает? Если честно: ничего. Номер телефона я на всякий случай записала, а потом позвонила в больницу. Там тоже не порадовали: состояние тяжелое. Я задумчиво смотрела в окно, надеяться, что меня вдруг озарит и я найду выход из создавшейся ситуации, уже не приходилось.
Заведующая вознамерилась напоить меня чаем и вышла из кабинета. Чая мне не хотелось, но уйти, не дождавшись хозяйки, я не могла, тосковала, глядя в окно, и прислушивалась к голосу диктора, долдонившего что‑то по радио. Потом вскочила, сделала звук громче, одновременно пытаясь не упасть в обморок. По областному радио передавали буквально следующее: разыскивается Максимова Александра Сергеевна, то есть я. Далее следовало описание моей внешности, даже костюм не был забыт. Кто‑то всерьез решил, что я похитила ребенка, его приметы тоже передали, а также просьбу ко всем, кто видел или знает… Я опрометью кинулась из кабинета и, только оказавшись на улице, смогла перевести дух. Что ж это делается‑то?
Я еще не успела оправиться от одного удара, а меня уже подстерегал другой. Денис куда‑то запропастился.
Я выругалась и пообещала надрать ему уши. Позвала его, сначала тихо, потом громче, и направилась в сторону магазина, решив, что если он куда и пошел, так, должно быть, туда. Я уже собиралась свернуть за угол, когда услышала донесшийся со двора жалобный крик. Скорее не крик даже, а судорожное всхлипывание. Порядком испугавшись, торопливо вошла во двор. Здоровенный мужик лет тридцати держал Дениса за ворот и наотмашь бил по лицу. Тот отчаянно пытался вырваться и даже предпринимал попытки лягнуть своего мучителя.
– Отпусти ребенка! – заорала я, бросаясь на выручку.
– Тебе что за дело? – рявкнул детина.
– Отпусти, – повторила я, начиная трястись с ног до головы, причем голос мой тоже дрожал.
– Пошла отсюда, – отмахнулся парень. Я перехватила руку, которой он держал Дениса, парень рассвирепел и толкнул меня в грудь. Я упала, а Денис завизжал.
– Я тебе голову оторву, гаденыш, – прошипел парень и ударил мальчишку ногой.
Я вскочила, чувствуя, как что‑то в животе у меня сплетается тугим и тяжелым узлом, не очень соображая, что делаю, поднялась и шагнула к штабелям покореженных ящиков, краем глаза зацепив в трех шагах от себя обрезок доски, небольшой, но по виду тяжелый. Все остальное произошло для меня совсем неожиданно. Я схватила доску, рявкнула:
– Пусти парня! – услышала в ответ:
– Тебе чего неймется, сука? – а потом дважды огрела парня по голове. Наверное, сильно. Потому что он упал, а мы с Денисом побежали. К счастью, я успела подумать о сумке и на ходу подхватить ее.
Мы миновали детский сад, потом еще квартала три, прежде чем рискнули остановиться. Дышали с трудом и по сторонам озирались с беспокойством.
– Это он? – спросила я, сама точно не зная, какой смысл вкладываю в местоимение «он». Убийцы, преследователи – враги, одним словом. Денис немного помялся и ответил:
– Да нет… это не то…
– А чего он к тебе пристал?
– А… старые дела, – отмахнулся мой юный друг и зашагал по улице.