Это меня иногда заносит. Не обращай внимания. Бегай в стае и постарайся вытащить меня из дерьма.
– А чего ты злишься? – усмехнулся Алексей.
– Злюсь я потому, что я дура и, несмотря на возраст, хочу выйти замуж за любимого человека.
– За меня, что ли? – развеселился он.
– До такой степени я еще не спятила, так что успокойся: на твою свободу никто не посягает.
Надо же, как он меня разозлил! А я‑то всегда считала, что не опущусь до глупой бабьей сентиментальности. Переоценила ты себя, Красная Шапочка, а волчку и горя мало: сидит, ухмыляется. Неужели я в него влюбилась? Ничего, влюбилась, разлюби – лась, переживем. Не о том сейчас думать надо.
Я решительно поднялась и стала мыть посуду. Алексей курил и вроде бы в окно смотрел, но на меня косился. И хмурился. Ссориться с ним не следовало, и я спросила, желая сменить тему:
– Где ты научился готовить? Он пожал плечами.
– Нигде. Дома. Мать всегда на работе, а я мальчик не хилый рос, вот и приспособился.
– Мать давно умерла?
– Давно.
– Надо полагать, она была единственной женщиной, заслуживающей уважения? – не удержалась я.
– Точно. Мать была очень гордой и не была шлюхой.
– Здорово, – порадовалась я. – Еще она воспитала прекрасного сына. Жаль, что я не обладаю ни одним из ее замечательных качеств. – Я взяла тарелку и запустила ее в стенку. Тарелка разбилась, а Лешка при свистнул.
– И что? – поинтересовался ехидно.
– Ничего.
– Тогда брось еще тарелку. Лучше сразу две. Что у тебя мозгов маловато – это я сразу заметил, но то, что ты просто дура, – для меня все‑таки новость. Чайник бросай аккуратней, не ровен час, ошпаришься.
Чайник я поставила на плиту и ушла в комнату, которую именовала своей. Меня слегка трясло от желания раз и навсегда поставить его на место. Если он думает, что может обращаться со мной как с какой‑нибудь своей шлюхой, то глубоко заблуждается.
На самом деле вина его была в другом: я по уши влюбилась, а он был поумнее и влюбляться не спешил. Сознавать это было мучительно. Некстати взыгравшая гордость толкнула меня на глупейшую демонстрацию: я собрала вещи, упаковала их в сумку и вышла на веранду. Алексей ухмыльнулся – теперь физиономия его выглядела откровенно подлой.
– Далеко собралась? – поинтересовался.
– Не твое дело.
– А можно узнать, почему?
– Затрудняюсь ответить. Может, ты чего‑то не сказал, а может, сказал лишнее.
– Ясно. Катись. Я тебя недооценил: ты не просто дура, ты дура редкостная.
– Спасибо. И за помощь тоже.
– Рад был помочь, – хмыкнул он.
Я подумала, что бы еще сказать, выходило – нечего. Следовало убираться отсюда – сколько можно стоять в кухне с сумкой в руках, переминаясь с ноги на ногу. Я повернулась и пошла из дома. Когда по ступенькам спускалась, уже поняла: зря, догонять, звать и уговаривать он не станет. А без него мне не справиться. Я оглянулась: Алексей вышел на веранду, наблюдал за моим исходом и ухмылялся. Я открыла калитку, сделала шаг и опять оглянулась – веранду он покинул и теперь в кухне насвистывал мотивчик. Сволочь уголовная, в сердцах подумала я весьма своеобразно о любимом человеке. Моему женскому самолюбию был нанесен сокрушительный удар. Плевать мне на женское самолюбие. Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь. И в гробу я видала этого придурка с перебитым носом. Но пока, ничего не поделаешь, он мне нужен.
Я аккуратно закрыла калитку и вернулась в дом. Бросила на пол сумку и сказала:
– Извини, пожалуйста, помоги мне.
– Какая тебя муха укусила? – помолчав, спросил он.
Я села на стул и стала рассматривать линолеум под ногами.
– Сама не знаю, – сказала, вздохнув. – Злюсь. Я люблю тебя. А все совсем не так, как мне бы хотелось. Не обращай внимания, ладно?
– Ладно, – кивнул он.
Ну вот, еще один удар по моему самолюбию… Если так пойдет дальше, что от него вообще останется?
– Нам надо съездить на кирпичный завод, – через минуту сказал Алексей.
– Прямо сейчас?
– А чего тянуть?
Охрана отсутствовала. На воротах красовался здоровенный замок, а калитку рядом запереть никто не потрудился. Мы вошли на территорию – ни души. Кирпичный завод походил на декорацию фантастического фильма: земля после катастрофы. Я поежилась: большие пространства всегда вызывают во мне тревогу. И нахмурилась: с моей точки зрения, делать здесь нам было нечего.
Дверь оказалась заперта, жалюзи на окнах опущены. Мы подошли к гаражу: ворота закрыты, машин нет. На складе картина примерно та же. Взгромоздившись на пле чи Алексея, я заглянула в окошко над воротами – контейнеры исчезли. Алексей огляделся и сказал хмуро:
– Да‑а‑а.
– Я тебе говорила, ничего стоящего мы здесь не увидим.
– Интересно, куда все пропали?
– Ты меня спрашиваешь? Откуда ж мне знать. Я вот с тобой, а остальные…
– Не тарахти. Давай к офису вернемся.
Мы вернулись. Алексей обошел здание, потом замер у дверей и уставился на ворота.
– Где его машина обычно стояла?
– Кого?
– Студента.
– Вот здесь, – ткнула я пальцем. Алексей прошел к воротам и теперь оттуда на офис пялился.
– Охранники где, у ворот или в будке?
– Откуда я знаю? – разозлилась я. – В будке, кажется…
Он подошел к будке.
– Машину отсюда не увидишь, – сообщил недовольно. – И дверь тоже. Чтобы заметить, закрыта она или нет, надо отойти к забору.
– Ну и что?
– Ничего. Можно сесть в машину и даже дверь офиса не закрывать, а охранник заметит это, только когда обход начнет. Ночью прожектор горит?
– Наверное.
– Вращается?
– Что?
– Крутится прожектор?
– Чего ты пристал? Откуда я знаю? Чего мы вообще здесь делаем?
– Осматриваемся. – Он полез на крышу, раздражая меня излишней любознательностью, потом спустился, отряхнул руки и заявил:
– Прожектор освещает двор перед офисом, с той стороны обыкновенный фонарь. Смотаться отсюда, чтоб охрана не усекла, проще простого.
– Все это здорово, только я не понимаю, какая нам от этого польза?
– Где твоя подруга оставила машину, когда та сломалась?
– По‑моему, вон там, – я показала.
– Еще лучше, от ворот ее не увидишь. Скорее всего на ней он и смылся.
– Кто?
– Олег.
– Хоть убей, не понимаю, зачем ему было смываться.
– Надо полагать, Эдичке надоело делиться. Та же мудрая мысль созрела в голове Олега. Вот и стали ребятки дурить друг друга. Олег исчез, напустив тумана, а вместе с ним исчезла наркота.
– Не могу поверить, что он просто бросил нас…
– Ага, он же человек порядочный и ничем таким…
– Ладно, не добивай, – разозлилась я.
– Что‑то на днях затевается, не зря Эдичка зашевелился. И Олег объявился. Исчезнувшая партия должна быть приличной. А с ней в никуда не побежишь.
– Я уже ни в чем не уверена…
– Давай‑ка пройдемся по территории, вдруг меня осенит.