Раньше девяти они не встанут. Поцелуй меня.
Потом он спросил:
– Ты не жалеешь? Я не хочу, чтобы ты мучилась из‑за того, что произошло.
– Я не буду мучиться.
– Ты больше не чувствуешь себя его женой? Я тихо засмеялась:
– Ведь я могла лгать, Денис.
– Конечно, могла. Но мне приятнее думать, что ты говорила правду. Я так хочу.
– Я говорила правду.
– Ты чудесная девочка, и мне хорошо с тобой.
– Но это ничего не значит? – спросила я.
– Забудь обо всей чепухе, что я успел наговорить. Я просто злился. Считал, что вы держите меня за идиота. Мне хотелось позлить тебя, вывести из терпения, потому что в тебе есть редкое качество.
– Какое? – спросила я.
– Достоинство. Мне это казалось притворством.
– А теперь не кажется?
– Теперь мне кажется странным, что я совсем неплохо жил без тебя.
Он включил ночник, провел рукой по моему лицу.
– Зачем ты включил свет?
– Хочу видеть твои глаза. У тебя очень красивые глаза, и вообще ты – красавица.
Я поразмышляла, стоит ему говорить или нет, и решилась.
– Послушай, возможно, ты будешь злиться… но для меня это очень важно, я должна сказать.
– Говори, – улыбнулся он.
– Не знаю, смогу ли я объяснить, – я облизнула губы, собираясь с духом. – То, что у нас было, это… это здорово. В общем, нам нужно быть вместе, по‑настоящему, навсегда, или сейчас же расстаться.
Он отвел глаза и легко поцеловал меня в подбородок, а во всем его облике, как он ни старался это скрыть, читалось торжество. Мне стало горько, но я справилась с этим, как справлялась со многими разочарованиями.
– Что ты мне скажешь? – спросила я. Денис опять поцеловал меня.
– У нас есть общее дело, когда с ним покончим, мы решим и с этим. Идет?
– Идет, – согласилась я.
– Ты бы избавила меня от головной боли, если бы ответила на пару вопросов, – несколько неуверенно начал он.
– Конечно, я отвечу.
– Ты не брала эти деньги?
– Нет.
– А Люська?
– Нет, – покачала я головой.
– Почему ты так уверена в ней?
– Дело не в этом, просто я хорошо ее знаю. Если бы деньги взяла она, то непременно бы проговорилась, я смогла бы догадаться по ее поведению, словам, взглядам, реакции на некоторые действия. В общем, я бы поняла. Или эти деньги взял Балашов, или какой‑то случайный тип, на которого мы никогда не сможем выйти.
– Ты как будто не очень веришь в наше предприятие?
– Если честно, мне хотелось бы жить спокойно, не боясь ни за себя, ни за тебя, особенно сейчас.
– У нас все будет хорошо, – шепнул Денис.
Мы говорили еще с полчаса, потом я попросила его уйти, и он ушел.
Я подтянула колени к животу, как делала в детстве, уткнулась носом в подушку и стала думать о том, что я скорее всего всю жизнь буду одна. Я попробовала утешить себя обычным набором житейских мудростей, но получалось неважно. Тут дверь открылась, и вошел Денис. Он сел на кровать и сказал виновато:
– Наплевать на твою Люську, я не хочу уходить. Просто не хочу.
Я взяла его руку, прижалась к ней и заревела. Я долго не могла успокоиться, а Денис молча гладил меня по голове.
Утром за завтраком Денис сказал, что в город с ним поедет Серега.
– Почему это? – сразу вцепилась Люська. – Бери Татьяну.
– Так, – сказал Денис, откладывая в сторону вилку.
– Или мы партнеры и доверяем друг другу, или работаем врозь.
Люська фыркнула:
– Конечно, теперь, когда вы все знаете, мы вам ни к чему.
– Люда, – укоризненно сказал Серега. Люська насупилась и ответила хмуро:
– Ладно, поступай, как знаешь.
День прошел в ожидании, немного скучно, но спокойно, так же, как и следующие два дня. Наше дознание топталось на месте, никаких новостей о Балашове, одно стало очевидным: он в бегах, и ищем его не только мы.
– У нас серьезные конкуренты, – хмуро заметил Денис, когда мы совершали уже ставшую привычной вечернюю прогулку.
– Это очень плохо? – Мысли мои блуждали где‑то далеко.
– Двояко. С одной стороны, безусловно, плохо, а с другой… если серьезные люди заняты им, значит, не зря. Так?
– Наверное. Как ты думаешь, мы сможем вернуться в город? У меня скоро родители из санатория вернутся.
– Не стоит искушать судьбу, – мягко ответил Денис. – Если мы найдем эти деньги, с остальным как‑нибудь управимся. – Я усмехнулась. – Не смотри так, – заметил он, – я не алчный тип, для которого деньги и жена, и мать родная, но я и не дурак, чтобы уверять с улыбкой: деньги – это не главное. Они, скажем так, вещь необходимая для счастья. У нас с тобой будет сто двадцать миллионов, неплохая основа для счастья. Не надо голову ломать, на что купить тебе шубу.
– Шуба у меня есть..
– На всю жизнь ее не хватит. К тому же я вовсе не хочу, чтобы моя жена по двенадцать часов в день за гроши горбатилась.
– Это моя работа. И она мне нравится.
– Конечно, потому что ничего другого у тебя не было. Посидишь три года с ребенком дома, и на работу не захочется. У женщины должны быть семья, комфорт и уверенность в будущем. А для этого нужны деньги. Ну что, убедил?
Я засмеялась:
– У нас девчонки, как только ясли получат, сразу на работу бегут, лишь бы дома не сидеть.
– Это потому что денег нет. Какая радость в четырех стенах?
– Ты меня убедил, – я поцеловала Дениса, – осталось только эти деньги найти, задача не из легких.
– Найдем, – зло сказал Денис, – никуда они не денутся. Только бы побойчее ребята не опередили.
В среду мы отправились в город вместе с мужчинами, чтобы забрать из дома кое‑какие вещи: неизвестно, сколько еще предстояло скрываться. Приехали ко мне на квартиру, она являла собой жалкое зрелище.
– Как Мамай прошел, – присвистнула Люська. Может, и Мамай, легче мне от этого не стало. Мебель изуродована, вещи разбросаны, диван, кресла вспороты.
– Ну и дурни! – Люська покачала головой. – Кто ж в наше время деньги дома держит?
Я хотела зареветь, но передумала: вряд ли от этого было бы много толку. Вчетвером мы довольно быстро смогли навести порядок, и квартира приобрела почти жилой вид.
– Хорошо хоть одежда цела, – радовалась Люська. – А мебель все равно менять, черт с ней, подумаешь.
– Она мне нравилась, – огрызнулась я.
– А на меня чего злишься? Одно хорошо, что тебя дома не случилось.
Я поежилась и согласно закивала. Люська стала проявлять заметное беспокойство, и мы отправились к ней. Еще в прихожей меня поразил запах.
– Чем это так воняет? – поморщился Денис.
Мы вошли в комнату и замерли как вкопанные: на диване в странной позе сидел бывший Люськин ухажер, буян и алкоголик Борис Андреевич, или попросту Борька.
– О господи, – начала Люська и замолчала на полуслове. Я подошла ближе: он мертв по крайней мере два дня.