Не знаю, говорила я или нет, но актриса из Музы никудышная, она всегда переигрывает, и теперь глаза таращила так отчаянно, что мне стало совершенно ясно: фамилия была ей знакома.
– Не врала бы ты мне, – вздохнула я. Мачеха вроде бы поперхнулась.
– Солнышко, ну что за подозрения? Мало мне родной дочери, так еще и ты… Кстати, ты помнишь, что у этой дуры скоро день рождения?
– Конечно.
– Хоть она и никудышная дочь, но я примерная мать и решила, это должен быть настоящий праздник. Ты слышишь?
– Слышу, – вздохнула я, сообразив, что Муза торопится сменить тему.
– Я решила… – Далее последовал пересказ сценария грандиозного празднества, я слушала и мысленно головой качала.
– А Янке все это надо? – когда Муза сделала передышку, спросила я.
– Конечно, как же иначе?
– У меня другое предложение: собрать ее друзей на нашей даче.
– У этой дуры нет друзей. А здесь она будет в центре внимания. Жанночка, в таких вещах я смыслю больше, чем ты.
– Наверное. А деньги на все это у тебя есть?
Напоминание о деньгах вызвало легкую судорогу на ее прекрасном лице.
– Я обязана… – начала она, я поднялась и направилась в свою комнату. – Жанна, – позвала она и очень серьезно спросила: – На чьей ты стороне?
– Ты что, спятила? – удивилась я и даже покрутила пальцем у виска, но на Музу это особого впечатления не произвело, она пожала плечами и погрузилась в созерцание своей бездонной души.
«Москвичей испортил квартирный вопрос, – думала я в досаде. – А моих родственников денежный».
Войдя в комнату, я устроилась на диване с намерением проанализировать ситуацию, впрочем, я подозревала, что ничего из этого не выйдет. Допустим, есть некая папка с некими документами, но при чем здесь фон Ланц, о котором говорил отец, и парни, болтавшие по‑немецки? Просто международные бандиты какие‑то. Не успела я предаться тоске и отчаянию, как зазвонил телефон. После третьего звонка стало ясно – Муза его по какой‑то причине игнорирует, и я с неохотой, но быстро проследовала в холл и сняла трубку.
– Меня нет, – появляясь из кухни, предупредила мачеха.
– Слушаю, – сообщила я.
– Жанночка, это ты? – услышала я голос Маргариты Сергеевны, давней подруги моей бабки. – Приехала? Замечательно. Жду тебя на чай.
– Спасибо.
– Очень хочу тебя увидеть. Приезжай прямо сейчас.
– Вряд ли получится…
– А чем ты занята, дорогая? Опять в роли Золушки? Кормишь, убираешь, обстирываешь?
– Маргарита Сергеевна, – начала я укоризненно.
– Ничего мне не говори, я все знаю. Кстати, передай этой крашеной кобыле, твоей мачехе, на день рождения я не приду, ноги болят. Я, собственно, и звоню поэтому, чтоб на меня не тратились. Янка вся в мамашу, такая же мерзавка, уморили отца. А ты приезжай и помни: мы в ответе за тех, кого приручили, значит, надо вовремя уметь посылать на хрен всяких остолопов.
Старушка хорошими манерами никогда не отличалась, оттого не удивила ни меня, ни Музу, которая стояла рядом и прекрасно слышала весь разговор.
– Жду, – закончила Маргарита Сергеевна. Я повесила трубку, а Муза выразила общее мнение:
– Чертова баба.
Я пожала плечами.
– Как бы эта гадюка не сорвала мне праздник, – посуровела Муза и потянулась к телефону. Очень занятая размышлениями на данную тему, она перестала обращать на меня внимание, что позволило мне незаметно удалиться.
Я все‑таки решила навестить Маргариту Сергеевну. Не скажу, что очень скучала по ее обществу, но в одном Муза была права: старушка обладает таким характером, что лучше с ней не ссориться, дабы не увеличивать свои жизненные трудности.
Не скажу, что очень скучала по ее обществу, но в одном Муза была права: старушка обладает таким характером, что лучше с ней не ссориться, дабы не увеличивать свои жизненные трудности. Разумеется, кроме мыслей о самосохранении, присутствовала еще одна: я надеялась что‑то узнать о жизни отца в последнее время. Маргариту Сергеевну он часто навещал, так как старуха совершенно одинока и позаботиться о ней было некому, впрочем, не очень‑то она, по моему мнению, в заботе нуждалась.
Взяв такси, я отправилась на улицу Дворянскую, где в двухэтажном доме довоенной постройки жила Маргарита Сергеевна. Когда‑то у нее была семья, муж и сын, сын в одиннадцатилетнем возрасте утонул, а муж ушел к девице на тридцать лет его моложе, что позволило Маргарите Сергеевне считать всех мужиков мерзавцами. Исключения она не делала ни для кого, моему отцу здорово от нее доставалось.
Я поднялась на второй этаж и позвонила в дверь, выкрашенную красной краской, с прибитым к ней почтовым ящиком. Квартира у Маргариты Сергеевны трехкомнатная, когда‑то это была коммуналка. Ходили слухи, что Марго всеми правдами и неправдами отвоевала себе еще две комнаты, одни намекали на любовную связь с неким чиновником высокого ранга, другие на отравление соседей крысиным ядом, что лично мне казалось полным бредом.
Дверь открылась, и я увидела Маргариту Сергеевну в темном платье с кружевным воротником, туфлях‑лодочках, с прической а‑ля Мерлин Монро, белые, лежавшие точно пакля волосы обрамляли сморщенное личико с нарисованным ярко‑красной помадой ртом‑сердечком. «Среди моих знакомых встречаются довольно занятные», – вынуждена была признать я.
– Проходи, – кивнула мне Марго.
Я вошла в прихожую с огромным резным зеркалом и тумбочкой, на которой стоял телефон.
Маргарита Сергеевна взяла меня за плечи, окинула взглядом с ног до головы и удовлетворенно кивнула:
– Вся в бабку. – И добавила: – Красавица. Идем чай пить.
Мы торжественно прошли на кухню. Круглый стол под абажуром, покрытый скатертью с кистями, поверх нее салфетки с вышивкой, венские стулья. Сервиз, который через несколько минут украсил стол, я помнила с детства.
– Я до сих пор в себя не приду, – вздохнула Маргарита Сергеевна. – Все думаю о твоем отце. Я‑то была уверена – ему меня хоронить, и что теперь? На тебя вся надежда, Жанка. А ты в своей Италии. Ну что там делать русскому человеку? Одна мафия кругом, вот Александра убили.
– При чем тут мафия? – вздохнула я.
– А ты не спорь. Этот… как его… дон Корлеоне.
– Он же в Америке.
– Кто сказал, что американцы лучше? Ладно, пей чай. Все равно тебе меня хоронить, больше некому. Я думала, может, Янке квартиру отписать, но не в коня корм. Деньги спустит, а меня поверх земли оставит, с нее станется.
– Не говорите глупостей, – буркнула я.
– Слава богу, бабка твоя не дожила до всего этого безобразия, – ворчливо заметила она.
– Какого безобразия? – нахмурилась я, пытаясь понять, куда понесло старушку.
– Твоего отца убили, – произнесла она чуть ли не по слогам. – Это что, не безобразие?
– Еще какое, – не стала я спорить.
– А все из‑за этой кобылы.
Я понять не могла, с какой такой стати Марго называет Музу кобылой, но решила, что сейчас не самый подходящий момент выяснять это.
– Почему из‑за нее?
– Его ведь не ограбили, нет? Значит, причина в другом? Следовательно, без нее никак не обошлось.
Чужая логика произвела впечатление, я только головой покачала.
– Вы же всерьез не думаете, что Муза причастна к его убийству. – попробовала я вразумить старушку.
– Еще как думаю, – отрезала она. – Эта дрянь втравила его в какое‑то темное дело.