– Эта дрянь втравила его в какое‑то темное дело. Он хороший мальчик и сам никогда бы…
– Что за темное дело? – насторожилась я. Старушка махнула рукой.
– Просто так людей не убивают.
– Допустим, – не стала я спорить, зная всю бессмысленность подобной попытки. – У вас есть предположение, что это за дело может быть?
Старушка с горечью покачала головой, явно сокрушаясь, что сказать ей нечего, представляю, как ей было тяжело это пережить.
– Сашенька приходил ко мне перед самым отъездом, – заявила она, промокнув несуществующую слезу салфеткой. – Мы с ним долго разговаривали. Ты знаешь, я как чувствовала, все насмотреться на него не могла.
– О чем вы разговаривали? – спросила я, надеясь, что старушка хоть что‑нибудь вспомнит из той беседы. Впрочем, память у нее была исключительная, а вот то, что отец долго разговаривал с ней, очень сомнительно. Он часто ее навещал, но больше пятнадцати минут здесь не выдерживал. Королева Марго, как называл ее папа, задумалась и наконец ответила:
– Как всегда, о твоей бабуле.
Вот так раз. Хотя тот факт, что отец в компании Марго вспоминал свою мать, удивительным не был, однако в свете некой семейной тайны, на которую он мне намекал, это показалось интересным, и я спросила:
– О чем конкретно вы говорили?
– Думаешь, это важно? – насторожилась старушка и сразу стала похожа на мисс Марпл.
«Этого только не хватает», – мысленно вздохнула я и сиротски улыбнулась:
– Для меня – да.
– Бедное дитя, – вздохнула старушка, прижав худую ладошку к груди. Тут надо заметить, что Марго в прошлом тоже была артисткой, пела в оперном театре, и еще как пела, говорят. Впрочем, говорила только она, свидетелей ее триумфа почти не осталось, уже лет тридцать она была на пенсии. Как известно, у двух великих нет практически никаких шансов ужиться рядом, так что их с Музой взаимная нелюбовь была, в общем‑то, понятна.
– Так о чем вы говорили? – напомнила я.
– Просто вспоминали… – пожала Марго плечами. – Кстати, твой отец последнее время постоянно говорил о ней, должно быть, предчувствовал, – Тут она опять промокнула глаза салфеткой, а я покачала головой.
– Так не пойдет. Вы долго разговаривали… сколько?
– Часа три, – ответила Марго, помедлив, а у меня глаза на лоб полезли.
– Сколько? И что вы вспоминали такую прорву времени?
– Ну… – старушка посмотрела на меня с недоумением. – Он расспрашивал, как мы познакомились, где тогда жила твоя бабка и все такое…
– А где вы познакомились? – спросила я, решив, что, если это заинтересовало отца, может, и мне на что‑то сгодится.
– Мы жили в соседних бараках, – заявила Марго, приглядываясь ко мне, словно пыталась отгадать, с какой такой стати меня вдруг это заинтересовало. – Тогда все жили в бараках. Ужас что было за время. Жрали черт‑те что. Мужиков практически не было. Не то твоя бабка не пошла бы за инвалида. Ты знаешь, что у твоего деда не было обеих ног? Но по тем временам это было не так скверно, все‑таки живой и… Он смог сделать ей ребенка, значит, толк от него какой‑никакой, а был. Вам сейчас не понять, а тогда… Война только что кончилась, твоя бабка красивая, как ангел, с этим инвалидом. У него к тому же открылась какая‑то болезнь, от которой он вскорости умер, оставив ее в бараке с маленьким ребенком. Ужас. Я твоего деда в живых уже не застала, мы вернулись из эвакуации, в Москву нельзя, черт знает почему, застряли здесь. Барак, бешеные бабы, вечно пьяные мужики, впрочем, этих раз‑два и обчелся, дети все как есть беспризорники. Матерщина, голодуха, полный звездец, как теперь любят выражаться.
Матерщина, голодуха, полный звездец, как теперь любят выражаться. И я, дура дурой, одна наедине с мечтами. А тут твоя бабка. Жила она тихо, скромно, мало с кем разговаривала. Муж устроил ее работать кладовщицей в ремесленном училище. Ты что, не знала? Она была единственным человеком, с кем я могла поговорить, отвести душу. Неудивительно, что мы подружились.
– А что было дальше? – спросила я, поймав себя на мысли, что практически ничего не знаю о своей бабушке.
– Дальше? Я уговорила ее перейти в наш театр костюмершей. У нее открылся настоящий талант. Всю жизнь она отдала родному театру. И Сашеньке, конечно, тоже.
Я думаю, из‑за него она и не смогла устроить свою личную жизнь.
– Но ведь бабуля была еще несколько раз замужем? – спросила я, вспомнив фотографию, где моя бабка в компании усатого дядьки держит на коленях моего папу, которому было всего лет пять‑шесть.
– Трижды, – кивнула Марго. – Но… все эти браки заканчивались ничем. Сказать по секрету, у твоей бабки был дурной вкус, вечно она выбирала всякую… – Марго кашлянула и виновато потупилась. – Первым, то есть вторым, ее мужем стал осветитель в театре, а между тем в нее был влюблен режиссер. И как влюблен! Просто места себе не находил. Осыпал ее цветами, подарил ей чулки… Чего ты ухмыляешься, в то время достать их было практически невозможно. Сашеньку обожал, твоя бабка брала сына с собой в театр, чтобы не оставлять одного. И что? Она вдруг выходит замуж за осветителя. Кошмар. Никто не мог понять… Режиссера перевели в Москву, и слава богу, а то мы боялись, что он руки на себя наложит.
– Осветитель тот, который с усами? – спросила я.
– Точно. Бабка прожила с ним три года. Потом они развелись. Он ушел из театра.
– Почему развелись?
– Он жуть как ревновал ее к режиссеру.
– Но тот же уехал.
– Какое это имеет значение? – удивилась Марго. – Потом был Валера. Нет, кажется, его звали Вадим. Точно. Этот вообще продержался полгода, что неудивительно, выпить любил, а твоя бабка это не приветствовала. Вадим служил шофером, не помню где, вообще я его плохо помню. Затем был перерыв в несколько лет, и бабка наконец встретила Григория Васильевича. Хороший был человек, упокой господь его душу, хоть и простой часовщик, но очень интеллигентный, степенный. Неразговорчивый, правда, но бабка твоя тоже особо болтать не любила. С ним она жила лет пять, брак их был абсолютно счастливым, но Григорий Васильевич заболел и вскоре умер. После этого она заявила, что больше никогда не выйдет замуж, и слово сдержала.
– Да, – вздохнула я. – У нее был солидный опыт.
– Это уж точно, – усмехнулась Марго. – Сказать по чести, мне всегда было непонятно… твоя бабка красавица, умница, а мужиков выбирала… как бы это выразиться… заведомо ниже себя. А ведь, кроме режиссера, были еще желающие, были, уж можешь мне поверить. Взять хоть Уманского, к примеру. Она ведь и в пятьдесят выглядела очень эффектно. Было в ней что‑то… Один мужчина очень ее добивался, между прочим, работал в обкоме, на хорошей должности, она могла бы прекрасно устроиться, но бабка твоя за него не пошла, заявила, что сыну себя хочет посвятить. Смех, да и только, одно другому не мешает. Все‑таки это странно, – нахмурилась Марго.
– Что странно? – не поняла я.
– Странно, что она всегда выбирала мужчин попроще, понезаметнее.
– Может, в качественном отношении они уступали, зато бабуля догнала в количестве, – усмехнулась я. Марго снисходительно хихикнула. – Почему ее браки заинтересовали моего отца? – решила я задать беседе нужное мне направление. – Вы думаете, это просто тоска по матери или…
– Я уверена, он хотел разгадать ее тайну.