– Это не я, – испугался Клеи. – Это кто‑то другой, я даже не знаю кто.
– Да ладно, – утешила я. – К разговору спросила. То, что брат велел разобраться, более‑менее понятно, но мумия‑то ему зачем? Похоронить с почестями?
– Не в этом дело… – Сашка явно томился. Он посмотрел на звезды, потом на меня и зашептал в самое ухо, для чего мне пришлось нагнуться:
– Его же все искали. С прошлого года. Сплошная неразбериха. Ленка пишет одно, а его‑то и нет нигде. Понимаешь?
– Нет, – сказала я. – На что он вам так нужен? Нет и нет, глядишь, объявится, то есть теперь, конечно, не объявится, но чего так уж переживать, не ясно. Или он был всеобщим любимцем?
– Чего ты болтаешь? – вытаращил Сашка глаза и сказал еще тише и еще более зловещим шепотом:
– У него были деньги. Большие.
– Ограбил кого? – охнула я, а возлюбленный поморщился.
– Нет. Не то совсем. Общие деньги… долго объяснять. Короче, были при нем большие деньги, и выходило так, будто он с ними смылся, потому что с прошлого июля ни о нем, ни о деньгах ни слуху ни духу. Ну, наши сильно осерчали и даже награду объявили: мол, кто доставит его живым или мертвым… – Сашка опять запнулся и скоренько закончил:
– Вот так вот.
Все мои самые черные догадки оказались верны – мумия была ценной, и эти самые ценности у нас увели из‑под носа. Грудь вздымалась от праведного гнева, очень хотелось, не сходя с этого самого места, разобраться с татями и разбойниками, ворьем и жуликами и начать с хорошей затрещины Сашке. Однако гнев я до поры до времени укротила.
– А Макс этот зачем здесь? – спросила я ласково.
– Прислали, гада, – невежливо проворчал возлюбленный. – Говорю, вроде ревизора. Смотрит.
– Куда? – не очень‑то поняла я.
– Мужика‑то нашли, а деньги‑то тю‑тю…
– Какие деньги? А‑а… – опомнилась я. – Неужто он их с собой таскал? – спросила я с легким удивлением. Какими бы олухами ни были бандиты, но тысяча долларов, которые имел при себе Ленкин ухажер, явно не та сумма, из‑за которой стоило огород городить.
– Конечно, нет, – обиделся Сашка. – Так ведь никто, кроме него, не знал, где эти деньги. А вы тут роете. Соображаешь?
– Так мы дедов клад роем, – пожала я плечами. – Зачем нам ваши деньги? У нас здесь зарыто тридцать золотых червонцев… – Далее я охотно воспроизвела семейное предание, особо выделив бриллиантовую диадему и кольцо с изумрудом фантастической величины. Сашка слушал с интересом, после чего сказал:
– Мы ведь не знали, чего вы роете.
– Как не знали, если я вам в первый же день об этом сказала?
– Сказала… – хмыкнул возлюбленный, чем оскорбил меня до глубины души. Сурово на него взглянув, я нахмурилась и пояснила:
– Я всегда говорю правду, что сказала – то и есть. А обманщиков на дух не выношу.
– Да ладно, чего ты… – застыдился Сашка и взял меня за руку.
– Не чего ты, – еще немного погневалась я, – у нас все должно быть честно. Ты по‑хорошему, и я со всей душой. А если хитрить начнешь или вообще…
– Чего заводишься? Понял я, понял…
– Ладно… – Я потрепала его по плечу и к груди прижала, он вздохнул и вроде бы задремал, это в мои планы не входило, а потому Сашке пришлось скоренько отлепиться. – Этот Макс, – вернула я его с небес на землю, – он что же, хочет деньги искать?
– Ну…
– На нашем фундаменте? – уточнила я.
– Этот Макс, – вернула я его с небес на землю, – он что же, хочет деньги искать?
– Ну…
– На нашем фундаменте? – уточнила я.
– Не в фундаменте, а вообще… вот брат ваш этот…
– Эдуард…
– Точно. Он ведь тоже роет и, вполне возможно, что‑то знает.
– Вряд ли. Он и роет не там… – Тут я сообразила, что это очень удобный случай подложить свинью вредителю, и глубокомысленно добавила:
– Хотя, может, ты и прав. Оттого и роет не там, где мы. Совершенно, то есть не в том месте, где наш прадед мог сокровища спрятать.
– Вот видишь, – обрадовался возлюбленный. – Макса‑то и послали, чтобы, значит, он во всем разобрался.
– Его тут только и не хватает, – проворчала я и взяла Сашку под руку, хоть и было это неудобно. – Пошли, проводишь меня.
Возле дома нас ждал сюрприз: на скамейке сидела сестрица в компании с блондином и увлеченно слушала соловья.
– Просто безобразие, – возмутилась я, правда, не очень громко. Мышильде давно спать пора. Всю ночь просидит на скамейке, а завтра производительность труда резко упадет. – Идем, – кивнула я сестрице. Блондин усмехнулся, а я смачно расцеловала Сашку и на прощание помахала ему рукой.
– Симпатичный, – заявила сестрица, заплетая на ночь волосы в тощую косицу. Сходство с мышью стало абсолютным.
– Кто, Сашка? – съязвила я.
– Нет, этот… Максим.
– Что удалось узнать?
Тут сестрица растерялась.
– Да мы о разных пустяках болтали.
– Так‑так, – я ядовито улыбнулась. – Сидит на лавке с каким‑то хмырем и все на свете забыла. Между прочим, ты ему по колено.
– Подумаешь, высокие мужчины любят маленьких женщин. Между прочим, это выглядит эротично.
– Не бери в голову, ты эротично не выглядишь. Это раз. Не думаю, что он вдруг и навсегда полюбил твои небесные черты. Скорее вынюхивал да выспрашивал. Мало нам головной боли от братца, так еще этот.
Мышильда вроде бы обиделась.
– Конечно, если мной мужчина интересуется, так непременно из корысти. Только тебя бескорыстно любят.
– И меня с корыстью, возьми хоть предпоследнего, к примеру.
Мы вздохнули и с сочувствием посмотрели друг на друга. От мужиков сроду не было ни малейшего проку, одно беспокойство.
– Пока ты соловья слушала, – вздохнула я, – мне пришлось мясом кверху выворачиваться для общего дела.
Я коротко пересказала Мышильде свой разговор с Сашкой. Сестрица, выслушав, задумалась.
– Дела… Макс этот нам вовсе ни к чему, а если до сокровищ дело дойдет, такие типы и ограбить могут.
– Уже ограбили, – хмуро замет ла я, подбираясь к главному.
– Как это? – испугалась сестра.
– Мумию мы нашли, а за нее награда положена. Ты что, слушала невнимательно?
– Внимательно я слушала, и что с того?
– Деньги по справедливости наши.
– Какие?
– Те, что они за нашу мумию получили. Уж половина точно наша.
Мышильда почесала нос, пот ухо, потом грустно сказала:
– Это незаконно.
– Вот только не волнуй меня, – начала я нервничать. – Бандитам у честных людей мумию из‑под носа уволочь – законно, а нам причитающиеся денежки вернуть – незаконно. Странные какие‑то законы, мне такие не нравятся.
– Законы не для того, чтобы нравиться, а для того, чтобы их соблюдать, – с тоской заметила сестрица и, конечно, была права.