– Отпущу, на что ты мне. Но попозже. Поехали.
На почте не было ни души, за исключением сидящей за стойкой Людмилы Ивановны. Я подошла к ней, а Сашка стал звонить, при этом стоял лицом ко мне и зорко поглядывал. Я болтала с Людмилой Ивановной, безуспешно пытаясь найти выход из дурацкого положения. Я могла написать записку и передать ей. Женщина она неглупая и должна сообразить. Я покосилась на Сашку, прислушиваясь к тому, что он говорит. В этот момент он как раз объяснял кому‑то, как проехать к нашей деревне, и следил за мной. Это ясно, стоит мне сделать что‑то подозрительное, по его мнению, и голова моя будет напоминать кастрюлю. Рискнуть? Я опять на него покосилась. Черти из Сашкиных глаз исчезли, смотрел он холодно и зло, и я снова подумала, что человек он, безусловно, опасный.
Он закончил разговор, я попрощалась, и мы вышли на улицу. Меня неудержимо тянуло к людям. Не может он убить меня белым днем на глазах у граждан. Или может?
– Зайдем в магазин, – сказала я. – Хлеба купим, еще что‑нибудь.
– Возьми‑ка меня под руку, Марья Павловна, и помни, что я тебе говорил.
Я долго толклась в магазине, рассыпала сдачу, перекладывала покупки, но закричать, попросить о помощи так и не рискнула.
Возле дома нас поджидала тетя Катя.
– Маш, ты семян привезла? – поздоровавшись, спросила она.
– Привезла, пойдемте.
Мы вошли в дом, я стала выкладывать семена и все думала, что же мне делать? Присутствие соседки успокаивало, и я пригласила ее пить чай. Мы с тетей Катей чаевничали, а Сашка чистил картошку и скалил зубы.
– А Дима‑то, что не приехал? – спросила тетя Катя.
– Сегодня должен, ждем. У нас на дворе проводка сгорела, вот привезла Сашу, он мастер, починит.
– А я смотрю, с утра машина под окошком, думаю, приехали, а пока со скотиной возилась, вас уж нет.
– В село ездили.
– А Дима‑то автобусом или с Павлом Сергеевичем?
– Автобусом хотел, вот ждем. Тетя Катя покосилась на Сашку, тот радостно улыбнулся и спросил:
– Скотину держите?
– А как же, без скотины нельзя.
– Это точно. У меня тетка в деревне, старенькая, а корову не сдает. Тяжело, сена сколько надо.
– Да полбеды, если покос рядом, а то ведь на горбу не наносишься.
С полчаса они беседовали таким образом, и соседка прониклась к Сашке симпатией. Конечно, про тетку он врал, но выходило у него складно, даже я усомнилась, может, и не бандит он вовсе? Тетя Катя ушла, а я принялась готовить обед, Сашка мне помогал, насвистывал что‑то, ухмылялся и выглядел вполне безопасно. Мы сели обедать, когда появился Димка.
Возник на пороге и замер с открытым ртом, уставившись на Сашку.
– Не слабо, – наконец проронил он. – Вот, значит, в чем дело.
– Дима, – начала я испуганно, но натолкнулась на Сашкин взгляд и замолчала.
– Хороша, – продолжил муж. – Обнаглела вконец. Есть в кого. Ты… – повернулся он к Сашке, тот осклабился, а Димка заткнулся.
– Потише, паренек, – произнес мой гость со злой ласковостью. – Я на голову выше тебя и килограмм на двадцать тяжелее, показательный бой устраивать не рекомендую, потому как я тебе шею сверну.Так что до свидания.
Я затравленно переводила взгляд с одного на другого.
– Дима, – начала почти шепотом. – Я тебе объясню…
– Не трудись. – Он еще немного потоптался возле порога и резко бросил:
– Ухожу! Буду жить у мамы.
Хлопнул дверью и исчез, а я заплакала. Сашка продолжал есть суп.
– Помиритесь, – сказал.
– Чего ревешь‑то. А и не помиритесь, другого найдешь. Такая баба без мужика не останется.
– Заткнись, – сказала я.
– Любишь мужа‑то?
– Не твое дело.
Тут я вдруг поняла, что скорее всего стала свободной женщиной, с Димкой и в доброе время говорить было трудно, а уж в данной ситуации просто невозможно. Я вытерла слезы и взяла ложку.
Часов в пять у нас появились гости. Подкатил “жигуленок”, и из него вышли два типа очень подозрительной наружности. На крыльце, где их встречал Сашка, они долго трясли ему руку, хлопали по плечам и даже обнимались. Вид все трое имели бандитский. Увидев меня, мужики присвистнули.
– Ну, Саня, даешь. Где ты ее нашел?
– На дороге. Пришлось подобрать. Марья, собирай на стол, гости у нас.
На столе появились бутылки и закуска. Мужики сели, приглашали меня, хватая за руки, но Сашка неожиданно вступился:
– Она скромница, водку не пьет. – И кивнул мне:
– Иди в переднюю.
Я забилась в угол дивана, чутко вслушиваясь в разговор. Никакого сомнения у меня больше не было: на моей кухне пили уголовники. То, что их трое, наводило на мысль о бежавших. Их ищут, они прячутся, и в такой ситуации жизнь моя, пожалуй, стоит недорого. Я подошла к окну: рамы двойные, вынуть их можно, но шум услышат в кухне, после этого меня могут запереть в подвал или попросту убить.
Я вернулась на диван. Веселье в кухне нарастало. Матерщина, тюремный жаргон, пьяные выкрики. Запели “Таганку” и ударились в воспоминания.
У меня разболелась голова. Лучше всего лечь спать. В комнате я устроиться не рискнула, безопаснее в чулане, от этих подальше, и дверь там на крючок запирается, хотя какой тут крючок… Я взяла белье, одеяло с подушкой и вышла в кухню. Сашка на меня покосился.
– Куда?
– В чулан. Спать хочу.
Он встал, проводил меня и позаботился, чтобы я не смогла удрать: все заперто и ключи у него. Окошко в чулане – собака не пролезет. Я заперлась и легла. Было холодно, пьяные выкрики доносились и сюда, уснуть не получалось. Часам к двум в доме стало тихо. Не успела я вздохнуть с облегчением, как услышала шаги и стук в дверь.
– Кто? – спросила испуганно.
– Я это, – ответил Сашка. – Открой.
– Зачем, уходи. – Я силилась придать твердость своему голосу, но он предательски дрожал.
– Открой, дура, – зло сказал Сашка. – Не трону я тебя.
– Не открою. – Я вскочила, намертво вцепилась в ручку двери и стала тянуть ее на себя.
– Слушай, больная, – вздохнул он за дверью и вроде бы даже покачал головой. – Я тебе русским языком говорю: ты мне без надобности.
– Ага, – не поверила я.
– Ага, – передразнил он. – Твой крючок дурацкий и секунду не продержится.
Что верно, то верно. Я подумала и открыла. Сашка ввалился в чулан, мотало его здорово.
– Здесь спать буду, – заявил он. – Так лучше. Для тебя.
И бухнулся на кровать. Через минуту он уже спал.
Я заперла дверь на жалкий крючок и села рядом с Сашкой. Где‑то через час смогла убедить себя в том, что Сашка в самом деле спит, а не прикидывается, и, косясь на него с опаской, обшарила его карманы. Ключей не было, так же, как не было документов или чего‑либо еще, что навело бы на мысль, кто он такой. Ясно, что ключи в доме, но идти в кухню я не решилась, а вдруг эти не спят?
Просидев с час и изрядно озябнув, я взяла подушку, переложила ее к Сашкиным ногам и легла к стене. Водкой от него несло за версту, к тому же он начал храпеть, а среди ночи опять забормотал, я чутко вслушивалась, но поняла только одну фразу: “Голову, голову ему держи” – или что‑то в этом роде.