А Генка, пока хозяйничал, малость покуролесил, продал кое‑что, один раз чуть не сгорел… зато просит за жилье сущие копейки. И за свет платить не надо, здесь счетчик в обратную сторону крутится, у Генки, когда он трезвый, башка хорошо варит…
Мы вошли в обшарпанный подъезд и направились к одной из четырех квартир, выходивших на лестничную площадку, дверь носила следы пожара, Димка сказал:
– Вот видишь, – с таким видом, будто в пожаре была повинна я, долго вставлял ключ в английский замок и наконец первым вошел в квартиру, потом, точно одумавшись. отскочил в сторону и пропустил меня вперед. Дверь успела произвести на меня впечатление, и я ожидала оказаться в выгоревшей дочерна берлоге, но квартира была вполне сносной, после пожара потолки побелили, стены оклеили, дверь в комнату отсутствовала, а на застланном линолеумом полу кухни строго посередине темнела дыра внушительных размеров (должно быть, здесь раскладывали костер).
– Ну, как? – вздыхая, поинтересовался Дима, вышагивая за мной по пятам.
– Отлично, – кивнула я, а он насторожился, подумав, наверное, что я издеваюсь. Мебели в квартире было немного, осталось только то, что Генка не смог сбыть: железная кровать, диван, стол со следами огня, шифоньер без одной дверцы и два венских стула без спинок. Окна были плотно зашторены темно‑зеленым бархатом, это вызвало некоторое удивление, но, приблизившись, я поняла, что ткань побита молью. Из трех рожков люстры уцелел лишь один, и тот был без лампочки.
– Все услуги, – опомнился Димка и распахнул двери в ванную и туалет, чтобы я смогла убедиться в правоте его слов. – Подходит? – не выдержал он.
– Подходит, – кивнула я, заметила в кухне на столе листы бумаги и авторучку и прихватила их.
– Студенты жили, – пояснил Димка. – А тебе‑то жилье надолго?
– На полгода. Плачу за три месяца вперед, пусть дружок расписку напишет, гони ключи, и чтоб три месяца я вас здесь не видела. Ясно?
– Само собой. Чего нам здесь делать?
Генка, увидев в моих руках деньги, пришел в сознание и мигом написал расписку, икнул и вздохнул со слезой:
– А телефон? За телефон добавить бы…
Я добавила, и мы расстались. Посетив ближайший магазин и купив кое‑что из продуктов, я вернулась в квартиру, проверила телефон, он работал, а я покачала головой, заметив вслух:
– Людям надо верить. – Затем легла на кровать и уставилась в потолок. Не могу сказать, что он чем‑то особенно привлекал меня, просто хотелось немного расслабиться и подумать. Первое, что надлежало сделать: спрятать деньги. Два веселых приятеля могли здесь появиться, несмотря на свое обещание, и свистнуть деньги, второе – следовало позвонить в поликлинику и узнать, когда прием у Евгения Сергеевича, он хотел поговорить со мной о черепно‑мозговой травме, которая его чем‑то заинтересовала. Сейчас самое время: с чего‑то я должна начать свои поиски, почему бы не с беседы с лечащим врачом?
Я придвинула к себе телефон и, не вставая с постели, позвонила – Евгений Сергеевич будет с двух часов. Отлично. Теперь деньги. С кровати все‑таки пришлось подняться, я ещё раз прогулялась по квартире и убедилась, что устроить надежный тайник здесь невозможно, вышла на лестничную площадку, прикидывая, не подняться ли на чердак, но тут приметила дверь в подвал. Подвал для таких целей ничуть не хуже чердака, к тому же подвалы для меня привычнее.
Подвал был огромным, гулким и почти пустым. Я нащупала выключатель у входа, вспыхнул свет, но и без того в подвале было довольно светло, по фасаду располагались несколько маленьких окошек, два из них были заткнуты какой‑то ветошью, зато через остальные пробивались солнечные лучи. Жильцы подвалом не пользовались, во дворе стояли шаткие сараюшки, наверное, для хозяйственных нужд.
Очень скоро я обнаружила идеальное место для тайника, в стене за трубой была ниша, в настоящее время заваленная всяким мусором. Сморщив нос, я отодвинула его в сторону, сунула пакет с долларами в самый низ и вернула мусор на его законное место, после чего покинула подвал. Теперь следовало решить, что делать с кассетой. Я не отдала её Рябову по одной причине: боялась. Не за себя, конечно, а за Андрея. Кто он, мне неизвестно, но, если человек живет под чужим именем, интерес милиции ему без надобности. Я повертела кассету в руках, подумала и сунула за батарею. Кассета вряд ли привлечет внимание хозяина квартиры.
– Присаживайтесь. – Я села спиной к медсестре. – Таня, я вас просил найти карту Панкратова…
– Да, Евгений Сергеевич, её в регистратуре нет и…
– Возможно, она у завотделения или в терапии…
Девушка встала и отправилась искать карту, не демонстрируя никаких эмоций.
– Я никого не убивала, – сказала я, как только за ней закрылась дверь.
– Надеюсь. У меня были из милиции.
– И что вы им сказали?
– Правду, разумеется.
– Правда – это здорово, – усмехнулась я. – Так что вы им сказали?
– Что вы обращались ко мне по поводу головных болей… Впрочем, все это было в вашей карточке… Они задали несколько формальных вопросов, а я на них ответил…
– Формально?
– Зачем вы пришли? – откинувшись на спинку стула и глядя на меня немного сердито, спросил Евгений Сергеевич.
– Вы мне звонили. Помните? Хотели поговорить. Мне показалось, у вас было что сказать, иначе звонить не стоило, верно?
– Верно. – Он немного помолчал, разглядывая свои руки, затем заговорил с видимой неохотой:
– В прошлую нашу встречу я спрашивал вас об аварии… так вот, очень сомневаюсь, что она была…
– Не было аварии? – задала я вопрос только для того, чтобы заставить его говорить побыстрее.
– Вне всякого сомнения, пулевое ранение в голову. Вас это не удивляет? – хмуро усмехнулся он.
– Нет, – честно ответила я. – С момента последней нашей встречи произошло столько всего, что удивить меня трудно.
– Понятия не имею, как вы остались живы, это просто чудо.
– Чудес не бывает, – вздохнула я.
– Что? – Он опять нахмурился.
– Если я осталась жива, значит, это кому‑то очень нужно…
– Вы подразумеваете бога? Что ж, в этом есть свой резон, после такого ранения не только не просто остаться в живых, но и жить полноценной жизнью – это действительно дар небес.
– А может, и не дар.