– А меня не угостите?
– Что ж, пойдемте, – пожала я плечами, а Коломейцев, с момента обмена рукопожатием с Родионовым стоявший по стойке «смирно», зачем‑то снял фуражку, повертел ее в руках и сказал:
– Что ж, Дарья Сергеевна, вы с товарищем побеседуйте, а я уж в другой раз. Всего вам доброго. – И зашагал через двор. Я смотрела ему вслед, пока Родионов не начал кашлять.
– Идемте, – кивнула я.
Мы пришли на кухню, и тут открылись два неприятных факта: во‑первых, пить чай было не с чем, за время моего отсутствия трио купальщиков уничтожило все конфеты, во‑вторых, и в главных, не было самого чая. Я совершенно не знала, что делать, а Александр Сергеевич спешно обулся и, к моему великому удивлению, исчез. Удивление только возросло, когда Родионов вернулся: в руках у него была коробка с тортом и пакет, из которого он извлек пачку чая, зефир и конфеты в довольно внушительного вида кульке. Да, большие хитрецы работают в нашем уголовном розыске.
– Это все мне? – на всякий случай поинтересовалась я, чтобы не съесть лишнего и не поставить человека в неловкое положение.
– Конечно, – изумился он, и мы сели пить чай.
То, что Родионов большой хитрец, сделалось мне доподлинно ясно, потому что об убийстве он не заговаривал, болтал о всякой чепухе, и ладно бы меня выспрашивал, это было бы как раз понятно – материал собирает, но болтал он в основном о себе: где родился, где учился, упомянул маму в Туле и дважды сообщил, что не женат. Оставив три маленьких кусочка купальщикам, мы подъели торт, я убрала со стола и пристально посмотрела в глаза Родионову. Дураку ясно, сейчас он сообщит что‑то важное и, судя по прелюдии, мало мне не покажется. Может, еще один труп нашли в том же шифоньере? В общем, тюрьмы мне не миновать, дело ясное, не стал бы он на торт тратиться. Я пригорюнилась, увлекшись этими мыслями, а Родионов спросил:
– Вы по вечерам чем обычно занимаетесь?
Вопрос насторожил, я стала лихорадочно соображать, что ответить, а пытаясь выиграть время, уточнила:
– Зимой или летом?
– Летом, – пожал он плечами, посмотрев в окно.
– Когда как, – не придумав ничего умнее, ответила я. – По вечерам я бегаю трусцой, но это часов в десять, а вообще‑то читаю, иногда к друзьям хожу, иногда они ко мне. А что?
– Я тоже хочу трусцой бегать. Третий месяц собираюсь, все никак. Может, вместе побегаем?
– Может, – хмуро кивнула я, пытаясь понять, куда он клонит.
– Так, может, сегодня?
– Хорошо, – согласилась я и уставилась на него так пристально, точно всерьез вознамерилась прочитать его мысли.
– Вот и отлично. Спасибо за чай. – Он поднялся, с намерением уйти, а я с перепугу схватила его за руку.
– Вы куда?
– Домой, – испугался он.
– А поговорить?
– В смысле еще?
– Нет, в смысле по делу. Вы ж не просто так пришли, торт купили, чего‑то вам от меня надо?
– А… конечно. Но чего мне от вас надо, я лучше потом скажу, побегаем немного трусцой, вот тогда и…
– Прекратите, – отрезала я. – И не считайте меня дурочкой. Что вы хотели узнать? Мне нечего скрывать от следствия, так что задавайте свои вопросы, я отвечу.
– Ах вот вы о чем. – Родионов плюхнулся на стул, посмотрел на меня и улыбнулся, да так, что стал похож на Буратино. Ясно, что придуривается. – Вы, Дарья Сергеевна, сегодня к Терентьеву ходили? – ласково начал он, а я схватилась за сердце.
– Так вы про «Опель» знаете?
– Конечно.
Терентьевых я тоже навестил. «Опелем» скорее всего воспользовались, а затем вернули. Поставить его в буквальном смысле на место было рискованно, вот и бросили в переулке.
– И что?
– Осталось выяснить, кто же этот самый «Опель» взял.
– Но ведь есть примета: синий кожаный пиджак. Не думаю, что очень много людей в городе носят такие.
– И я не думаю. Видимо, по этой причине убийца и надел его.
– Убийца? – пролепетала я. – Значит, вы верите, что это не я его убила, а тот самый парень… То есть что он был и я не выдумываю?
– А почему я должен сомневаться? Кстати, есть свидетель, проживающий в той же «малосемейке», который видел, как мужчина в синем пиджаке в начале третьего сел в «Опель» и уехал. Свидетель тоже запомнил синий кожаный пиджак. Психология.
– Что? – не поняла я.
– Характерная деталь: вы видите женщину в огромной шляпе и запоминаете шляпу, мужчину в синем кожаном пиджаке – и запоминаете пиджак. Вот если бы пиджак был черным, вы, весьма вероятно, обратили бы внимание на его лицо и смогли бы дать описание его лица.
– Так вы думаете, он нарочно? – ахнула я.
– Думаю, хотя возможно, что парень любит синий цвет.
– А что с Терентьевым?
– Поспрашивали, он уверен, что машину угнали, хотя жена считает, что у него проблемы с памятью. Никаких подозрений, кто это мог сделать, у него нет. Из машины ничего не пропало, и это косвенно подтверждает мою версию.
– А какая у вас версия? – расхрабрилась я.
– Некто заранее спланировал убийство, угнал машину, затем вернул ее. Одно я представляю с трудом: за что могли убить Зюзю? Наркоман, жил от дозы до дозы, интересовался НЛО, читал всякую чушь вроде «пришельцы похитили троих летчиков» и писал стихи без знаков препинания. В общем, человек, которому не помешало бы подлечиться, но с точки зрения окружающих вполне безобидный.
– Но ведь он наркоман?
– Конечно, однако как родители, так и немногочисленные знакомые в один голос твердят, что неприятностей от него не было. Его сестра приходила каждый вторник, готовила, стирала и пыталась навести порядок в квартире. Он нигде не работал, и фактически его содержали родственники. Он врал, что посещает какие‑то курсы, занимается компьютером, а деньги, что ему давали, тратил на наркоту. Судя по всему, давали достаточно, парню вполне хватало, так что от криминала он был далек. Но его за что‑то убили, причем не обкуренный приятель, который, шваркнув его по башке табуреткой, свалился рядом и спал до появления милиции, а затем, обливаясь слезами, твердил, что ничего не помнит, а профессионал, который тщательно спланировал убийство.
– И они были знакомы. Ведь Зюзя сказал: «Это ты?»
– Точно. Значит, Зюзя случайно узнал что‑то такое, о чем знать не должен был.
– И что же он узнал?
– А вот этого я вам сказать не могу, потому что сам не знаю.
Я кивнула и уставилась на свои руки, а Родионов на меня. Соображала я с трудом, но результатом осталась довольна.
– Все дело в фотографии Сенькиной любимой девушки, – твердо сказала я, потратив на раздумья что‑то около десяти минут. – Упырь сказал, что Зюзя обратил внимание на какую‑то машину и записал ее номер. Для того Упырь и фотографию отдал. И вы сами видели: у мертвого Зюзи в руке был зажат клочок фотографии. Предположим, он показывал ее убийце, не фотографию, конечно, а этот самый номер, а убийца в этот момент задушил его.
– Думаю, вы правы, – кивнул Родионов. – Все дело в том, что было написано на фотографии.
– Номер машины.