– Что ты мне голову морочишь? Скажи попросту, чего добиваешься? – Я закатила глаза, поражаясь чужому недоверию, а он продолжил:
– Думаешь, не вижу, что ты завелась? Девка послала тебе деньги, обратилась за помощью, и ты уже считаешь себя обязанной. А уж если ты чего‑то решила… хотя сама говоришь, что все это подстава чистой воды. Вот я и спрашиваю, где логика, дорогая?
– Давай поищем ее вместе, – предложила я.
– Как ты мне надоела, – вздохнул Артем. – Лялин чего‑то молчит, – продолжил жаловаться он. – Мог бы расстараться и помочь по старой памяти.
– Из Москвы пришел ответ на запрос?
– Ага. Только ничего интересного о жизни Луганской мы не узнали. Похоже, у нее и в Москве ни друзей, ни врагов.
– Не женщина, а загадка, – поддакнула я.
С Вешняковым мы вскоре простились, он отбыл к семье, а я к Сашке. Выждала время и позвонила Никитину. По тому, как он поздоровался со мной, стало ясно: Дед успел провести беседу, его выдвиженец был готов к сотрудничеству. Он так прямо и заявил, чем очень меня порадовал. Мы договорились встретиться на следующий день и простились почти дружески.
Я отправилась гулять с Сашкой, а вернувшись, обнаружила возле своего дома машину Деда. Завидев меня, он выбрался из машины.
– Ты чего здесь сидел? – удивилась я, отпирая дверь. – У тебя же ключи есть.
– Только что подъехал. Я ненадолго. Чаем напоишь?
Чаю мы попили, Сашка, который Деда почему‑то побаивался, дипломатично удалился в гостиную. Дед отодвинул чашку, я вертела свою в руках и ожидала, что последует. Но ждала напрасно. Дед молчал, и конца и края этому не было.
– Что‑нибудь случилось? – не выдержала я.
– Что? – поднял он голову. – А‑а, нет, ничего. Просто ехал мимо, решил тебя проведать.
– Так мы сегодня виделись.
– Никитину звонила?
– Звонила. Он готов ответить на все мои вопросы.
– Только держи себя в рамках. Иногда ты ведешь себя так, что очень хочется придушить тебя.
– Я проявлю максимальное понимание. Ты ведь приехал не за тем, чтобы узнать, звонила я ему или нет?
– Да я и сам не знаю, зачем я приехал, – сказал он с горечью. – Скажи, почему так: я стараюсь, чтобы у нас все наладилось, а на деле все становится только хуже.
– Не преувеличивай.
– Ты отдаляешься от меня.
– Ерунда. Сам подумай, куда я от тебя денусь? Пробовала, не получается.
Он грустно улыбнулся и коснулся ладонью моей щеки. Теперь казалось странным, что этот жест не вызывал в моей душе никаких эмоций: когда‑то все во мне пело от счастья от его прикосновений.
– Ты очень красивая, – сказал он. Дед всегда это говорил, когда сказать ему было нечего.
– Можно тебя спросить? – поразмышляв немного, сказала я.
– Конечно.
– У вас двадцать шестого ничего не затевается?
– Двадцать шестого? – поднял он брови. – А‑а… это ты по поводу предполагаемой даты, которую девушка написала своей кровью? Ты ведь даже не уверена, что это дата.
– Не уверена, – согласилась я. – Но спросила я не об этом.
– После разговора с тобой я проверил свой рабочий план.
– И что?
– Ничего. День как день. Обычные встречи.
– Тогда что тебя так тревожит?
Он отвел взгляд, вздохнул.
– Черт его знает. Боюсь, ты права, что‑то затевается. И я даже предположить затрудняюсь, что. Знаешь, какая мысль меня поразила сегодня?
– Знаю.
– Черт его знает. Боюсь, ты права, что‑то затевается. И я даже предположить затрудняюсь, что. Знаешь, какая мысль меня поразила сегодня?
– Знаю.
Он вроде бы удивился:
– Знаешь?
– На самом деле догадаться нетрудно. Ты вдруг подумал, что положиться тебе, в сущности, не на кого.
– А на тебя?
Я засмеялась и даже покачала головой:
– Хоть тебя и посещают подобные мысли, но ни в чьем участии ты не нуждаешься.
– Ты не ответила на вопрос, – нахмурился он.
– Зачем? Ответ ты и так знаешь. Я хотела бы быть на твоей стороне, но это не всегда удается.
– Ты уже взрослая девочка, а все еще идеалистка.
– Не так давно ты назвал меня циником.
– Что ж, – вздохнул он, – будем считать, что поговорили. Держи меня в курсе дела. И очень прошу: не наломай дров.
Он запечатлел на моем лбу отеческий поцелуй и ушел. А я задумалась. Думать я предпочитаю лежа и вскоре перебралась в постель. Сашка устроился рядом, сопел, потом расчихался, а я таращилась в потолок и хмурилась.
С Никитиным мы встретились ближе к обеду. Я позвонила в десять утра, и он предложил приехать в салон‑парикмахерскую на улице Луначарского. Я хотела было удивиться выбору места, но он торопливо пояснил:
– Там нам никто не помешает.
Салон выглядел респектабельно. Я оставила машину на стоянке по соседству. Там уже стоял «Мерседес», скорее всего, машина Никитина. Так и оказалось. Как только я вошла, навстречу мне выпорхнула девушка в голубенькой униформе и радостно прочирикала:
– Добрый день.
Не успела я ответить таким же нежным чириканьем, как вслед за ней появился молодой человек в костюме и, слегка подвинув девушку, предложил:
– Ольга Сергеевна, прошу вас сюда.
«Сюда» – это в кабинет прямо по коридору. На кожаном диване сидел Никитин и заметно нервничал. Кабинет по виду ничем не отличался от сотни подобных, на окнах жалюзи, на столе компьютер, низкий столик перед диваном был сервирован: кофейные чашки, печенье в вазочке, лимон, две рюмки и бутылка коньяка. То ли Никитин пытался придать нашей встрече задушевный характер, то ли наслушался глупостей, что я люблю выпить, а если выражать чужую мысль точнее, пью как лошадь. Коньяк я не люблю, и мне бы точно не пришло в голову пить его в такую пору, даже из желания угодить Никитину.
– Здравствуйте, – сказал он как‑то неуверенно, поднялся, подумал и опять же неуверенно протянул мне руку.
Я пожала ее и села в кресло напротив. Молодой человек, сопровождавший меня, исчез.
Никитин кашлянул и сообщил:
– Это мой родственник. Племянник. Здесь мы можем говорить абсолютно спокойно.
Так же спокойно я могла бы поговорить в любом кафе, сквере, собственной машине или кабинете Никитина, но тут же я вспомнила, что политики, особенно накануне выборов, существа неадекватные и даже загадочные. Нравится человеку шататься по явочным квартирам, ради бога.
– Хотите выпить? – быстро спросил он.
– Лучше чаю, если это возможно.
– Конечно. А я выпью. Извините, нервы.
Он выпил коньяку, закусил печеньем, перед этим выглянув за дверь и позвав кого‑то, кого – я не расслышала. Вскоре появилась та самая девушка в голубом с чашкой чаю для меня и коробкой конфет.
– Вот, пожалуйста. – Она мило улыбнулась и исчезла, а Никитин продолжил волноваться. В этом смысле коньяк своего благотворного действия на него не оказал.
– Извините, я выпью еще, – сказал он и выпил. Руки у него дрожали, когда он наливал коньяк. Может, парень просто алкаш? Вряд ли Дед сделает ставку на такого. Впрочем, с Дедом никогда ничего не знаешь наверняка.