..
— Что, вообще никого? — настаивал Берсеньев.
— Хоть убей, не знаю, куда она пойдет и к кому... Да с хахалем она, помяни мое слово...
— Родительская квартира, дача?
— Родительскую квартиру она продала, а дача... дача есть, только в ней не спрячешься. В такое время там околеешь: печки нет, лишь камин да газ баллонный. С хахалем туда тоже не сунешься: удобства во дворе, задницу-то быстро отморозишь.
— Где дача? — теряя терпение, спросил Сергей Львович.
— По дороге в областной центр садовое товарищество «Парус», дом по второй линии... короче, двухэтажный дом, он там один такой. Встретите Верку, передайте, что она мне в душу плюнула. Я ей как человеку поверил, кредит взял...
— Значит, так, страдалец, — сказал Берсеньев, поднимаясь. — Деньги и золотишко вернешь туда, откуда взял. Появится твоя Верка, и будешь с ней решать, как кредит вернуть. Понял?
— Не вопрос, — обрадовался Леха.
— А ключ соседям отдашь.
— Зачем?
— Чтобы до возвращения хозяйки все здесь было в целости и сохранности.
— Я только свое...
— Умолкни. Не отдашь ключ соседям, я тебя ментам сдам. Ты тут не прописан, Верке законным мужем не являешься, а значит, в гости заглядываешь лишь с разрешения хозяйки.
Леха задумался и сокрушенно сообщил:
— Со мной все кончено.
— Истинная правда, — согласился Берсеньев.
Тот посмотрел на него с детской наивностью и светлой верой в человечество и добавил:
— Мне бы это... тысячи три на срочные нужды.
Берсеньев достал бумажник, отсчитал три купюры и протянул Лехе:
— Держи.
Леха молниеносно схватил их и с той же скоро-стью отправил в свой карман.
— Бутылку взять можно? Там еще осталось, чего добру пропадать.
— Бери.
Он взял бутылку, посмотрел на нас с сомнением, потянулся к рюмке, но вдруг передумал и выпил остатки водки прямо из горлышка. Наблюдая за его веселым бульканьем, я поняла, что такое ему не в диковинку. Он захрустел огурцом, блаженно прикрыв глазки, а Берсеньев сказал:
— Выметаемся. Не то нашего страдальца развезет, и его отсюда на руках выносить придется.
— Развезет, — усмехнулся он. — Это с бутылки-то? С бутылки я только стартую...
— Смотри, как бы к финишу не прийти слишком рано, — усмехнулся Сергей Львович.
Мы направились к двери, но Леха продолжал сидеть, поглядывая на нас с хитрецой.
— Ты на своих двоих пойдешь, — поинтересовался Берсеньев, — или с чужой помощью и вперед ногами?
— Мужик, а, мужик, — позвал Леха. — А если я чего важное вспомню, дашь еще три тысячи?
— А это смотря что вспомнишь.
— Хахаля ее Андрюхой звали. Точняк. Андреем она его назвала. А еще сволочью. Так и сказала: мол, сволочь, вот кто. Но у нее, считай, почти все мужики либо козлы, либо сволочи, так что, может, и этот нехуже других. Гони три тысячи. — Берсеньев подошел и заехал ему в ухо, Леха ойкнул, но не удивился. — Чего сразу драться-то, — спросил обиженно. — Сказал бы просто: денег не дам.
— Денег не дам, — кивнул Берсеньев, подхватил захмелевшего Леху за шиворот и заставил подняться. — Деньги и золото, — напомнил сурово.
То ли бормоча под нос ругательства, то ли обиженно фыркая, Леха положил золото в шкатулку, которая стояла на туалетном столике в спальне, вернулся в гостиную и сунул руку в щель между подлокотником кресла и сиденьем. Извлек мятый пакет, убрал в него деньги, напоследок взглянув на них с большой печалью, и вернул в тайник, с моей точки зрения, весьма ненадежный. Через пять минут мы покинули квартиру и позвонили соседям.
Дверь открыла женщина лет сорока, взглянула на Леху с неудовольствием, собралась высказаться на его счет, но, заметив нас, только кивнула.
— Полина, ключ Верке передай, — сказал Леха, ключ она взяла и спросила сердито:
— Ты когда пить завяжешь? Морда распухла так, что глаз не видно... — Она вновь перевела взгляд и задержала его на Берсеньеве. Воистину, он притягивал баб, как магнит, вот и эта уже улыбается, поспешно поправляя прическу.
— Полина, — произнес наш сердцеед, голос звучал ласково, чарующе, не голос, а бальзам на нежную женскую душу. — Ключ следует вернуть Вере и ни в коем случае не отдавать Алексею, даже если он вас очень об этом попросит.
— Не беспокойтесь, — грозный рык перешел в ласковое мурлыканье. — Пока Вера не вернется...
— А вы не знаете, где ваша соседка? — улыбнулся Берсеньев. Взгляд женщины метнулся в прихожую, где висело зеркало, и, вернувшись назад, сосредоточился на Сергее Львовиче.
— Вера? Не знаю. Должно быть, отдыхать уехала.
— С хахалем, — поддакнул Леха. — А ее ищут, деньги-то в банк надо возвращать...
— Вы из банка? — спросила Полина. — Да вы проходите в квартиру, проходите...
— Спасибо, не хотелось бы вас затруднять. Всего несколько вопросов...
— Проходите, проходите, — заворковала она. — Чего в дверях стоять? — Ясно было, она не угомонится, пока Берсеньев не осчастливит ее дом своим присутствием, пусть кратким, но запоминающимся. Сергей Львович раздумывал недолго, вошел в квартиру, к радости хозяйки, меня тоже впустили, хоть и без радости, пронырливый Леха устремился за нами, но был остановлен грозным окриком: — А ты куда? — Женщина по-свойски пихнула его в грудь и поторопилась закрыть дверь.
— Я вас на улице подожду! — успел крикнуть страдалец.
— Чаю выпьете? — с ходу предложила соседка, я заподозрила, что дама она свободная и остро нуждается в мужском обществе. Но, к моему величайшему изумлению, в прихожей появился хмурый тип в шортах цвета апельсина и майке-алкоголичке. — Веру спрашивают, — поспешно сообщила ему хозяйка. — Так вы из банка?
— Нет. Мы по поручению родственников ее подруги... Может быть, вы слышали: ее подруга погибла...
— Да-да, такое несчастье... Я ведь Иру не раз видела... Чаю не хотите, так давайте присядем.
Мы оказались в кухне, и чаем нас напоили. Я не считала, что время мы тратим впустую: от разговора с соседями могла быть явная польза. Сидела, но помалкивала. Во-первых, Берсеньев и так знал, о чем следует спрашивать, во-вторых, женщина обо мне попросту забыла, наверное, решив, что я ходячее, но бессловесное приложение к Сергею Львовичу, и, подай я голос, чего доброго, перепугалась бы.
— Родственники просили передать Вере, что ждут ее на сороковой день, но мы ее, к сожалению, не застали. На телефонные звонки она тоже не отвечает.
— Никуда уезжать она не собиралась. Не скажу, что мы с ней близкие подруги, но общаемся и, если надо отлучиться надолго, друг друга просим за квартирой присмотреть. Так вот, ничего подобного она не говорила...
— А когда вы ее в последний раз видели?
— Сейчас соображу... Я была на больничном, значит, две недели назад я как раз к врачу ходила... И Веру во дворе встретила. Я в дом, она из дома. Такая, знаете, повеселевшая... у нее в последнее время все не ладилось: парикмахерская сгорела, подругу убили... а счастье ее семейное вы видели. А тут вроде преобразилась, надежда появилась... Я ее спросила, как дела, а она в ответ: «Все налаживается, буду, — говорит, — парикмахерскую открывать, деньги нашлись...» Уж где нашлись, не знаю. Может, кто в долг обещал или... Леха-то прав, — понизив голос, сказала Полина. — Мужчина у нее появился.
— Вы его видели?
— Раза два или три. Видный мужчина, высокий, темноволосый, правда, не похоже, что при деньгах. Одет просто.