Берсеньев его очень ценит и всем в пример ставит. Сам Сергей Львович осуществляет общее руководство. Он по организационной части – гений, а замы – рабочие лошадки, но тоже в своем роде гении. Так что в будущее смотрим уверенно, а репутацией дорожим.
– Аминь, – кивнула я.
Мы немного помолчали, размышляя каждая о своем. Я поскребла затылок с постной миной и спросила:
– Значит, вы делили кабинет с Милкой?
– Ага, – кивнула Вера.
– Это ее стол?
– Само собой.
– И компьютер тоже ее? Можно я в нем немного пошарю?
– Да ради бога. Только дверь запру, чтоб кто‑нибудь не заглянул ненароком. Менты компьютером интересовались, хотели к себе уволочь, еле отбили, пришлось внушить людям, что это рабочий инструмент. Насколько мне известно, ничего интересного они не обнаружили.
– Вдруг мне повезет больше? – помечтала я.
Мне не повезло. Потратив больше часа, я могла констатировать, что на работе Милка работала, в отличие от многочисленных граждан, которые совмещают приятное с полезным. Я проверила почту. Письма шантажиста не нашла, что не удивило: Милка поспешила его уничтожить. Никаких записей и документов, которые могли бы вызвать подозрение. Если подруга и напала на след потенциальных врагов, предпочла хранить свои тайны в другом месте.
Что бы она стала делать с документами, если б таковые обнаружились? Спрятала дома? Или в каком‑то другом месте, которое она сочла надежным? А если речь идет не о документах, а о неких людях, вызвавших у нее подозрение? Я бы поспешила рассказать обо всем Берсеньеву. Хотя… если речь шла о близких ему людях, а прямых доказательств у нее не было, она, скорее всего, помалкивала, надеясь доказательства раздобыть. Я к следователю со своими догадками тоже не спешу…
Выключив компьютер, я вновь поскребла затылок.
– Ну что? – спросила Верка. – Легче стало?
– Не стало.
– Ты сделала, что могла.
Она поднялась, подошла к двери, повернула ключ в замке. Это можно было расценить как предложение выметаться, но я не спешила. Было странное чувство, что я не вижу или не понимаю очевидного. Теплилась надежда: если я еще немного здесь посижу, то начну понимать.
Время шло, а озарением не пахло. Очень захотелось вскарабкаться на стену и немного поползать по потолку. Когда я собралась удалиться, сообразив, что удача не торопится навстречу, дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошла женщина лет тридцати, высокая, очень худая, с длинными темными волосами, рассыпанными по плечам. Одета она была в серую юбку и блузку в полоску, очки без оправы, взгляд пристальный и даже настороженный. Я решила, что это секретарь Берсеньева, и оказалась права.
– Привет, – сказала девушка, переводя взгляд с меня на Верку.
– Привет, – ответила та и на меня кивнула: – Знакомьтесь, это Татьяна, а это Фенька.
– Та самая? – улыбнувшись краем губ, уточнила Татьяна. Что она имеет в виду, для меня осталось загадкой, а Верка заявила:
– Ага. – И обе на меня уставились.
– И чего? – проявила я интерес.
– Странная история, – покачала головой Татьяна.
– Берсеньев здесь? – влезла Верка.
– Нет. Но скоро должен появиться. То, что болтают про шантажиста, правда? – Она смотрела на меня, и стало ясно, что отвечать на этот вопрос тоже придется мне.
– Не знаю, что у вас болтают, но Милка сказала, что некий тип хочет денег.
– За фотку? На которой она с другим мужиком? – Я решила, что могу и не отвечать, раз уж девушка и без меня все знает. – Чудеса… – сказала она нараспев.
– Чудеса… – сказала она нараспев.
– Есть сомнения? – подала я голос.
– Ну… зачем ей врать подруге? Хотя… трудно представить, что она ему изменила. Может, раньше, но не после того, как они вернулись из Венесуэлы.
– Наблюдалась большая любовь?
– Огромная, – усмехнулась Татьяна. – Когда женщина с таким восторгом смотрит на мужчину, вряд ли ее посещает мысль об измене.
– А он на нее тоже с восторгом смотрел?
– С нежностью. Если честно, я завидовала. И вовсе не тому, что Милка шефа окрутила, а настоящему чувству с обеих сторон. По‑моему, сейчас это большая редкость. Правду говорят, что несчастье сближает людей. Раньше Милка на него смотрела как на собственность, любила указать, настоять на своем. Видимо, его это раздражало, вот он и нашел ей замену. А в последнее время она вроде как тише стала, уступила первенство. В рот ему смотрела и готова была со всем согласиться. Да и он изменился. Впрочем, неудивительно. И вдруг такое несчастье.
– Как он, справляется? – спросила я.
– Держится, но это нелегко дается. Не успел в себя человек прийти после аварии, и нате вам…
– Со здоровьем у него большие проблемы?
– Да вроде бы все нормально. Организм молодой… Первое время он даже документы подписывать не мог: правая рука сломана, ладонь по косточкам собирали, пришлось печать изготовить с его подписью, чтоб не мучился. Но я думаю, сейчас его мало беспокоит собственное здоровье.
– На днях у него была посетительница, юная девушка со светлыми волосами.
– Была, – усмехнулась Татьяна. – Выскочила из кабинета зареванная. Это Чухонка, о которой Милка рассказывала? Вряд ли девчонка что‑то выгадала от ее смерти. Ему потребуется время, чтобы прийти в себя… хотя… никогда не знаешь, как все обернется…
– А никаких странностей за шефом в последнее время вы не замечали? Может, звонки какие‑нибудь или излишняя нервозность?
В ответ она пожала плечами:
– Не замечала.
– Фенька считает, что под нас конкуренты копают, – с усмешкой заметила Вера.
– Откуда им взяться?
Татьяна задала Верке пару вопросов касательно работы, взяла папку с документами и покинула кабинет.
– Танька права, – понаблюдав за мной, заметила Вера. – Милка последнее время говорила о Берсеньеве с придыханием. Любовь, граничащая с обожанием. Она б в лепешку разбилась для его удовольствия. А раньше, в самом деле, относилась… как бы это помягче… без особого уважения. Уж очень командовать любила.
– Одно другому противоречит, – кивнула я. – Любовь, и вдруг Миша…
– Да уж…
Минут через пять я простилась с Веркой. Двигая по коридору, продолжала размышлять о странностях в поведении Милки, которых, на мой взгляд, предостаточно. Еще несколько дней назад я была уверена: ее любовь к Берсеньеву – скорее упрямство, помноженное на нежелание упустить состоятельного мужика. Теперь выходило, что к Берсеньеву у нее в действительности были большие чувства. Собственно, она это доказала, вытащив его с того света в далекой Венесуэле. Но это лишь подтверждало мою теорию: гибель Милки каким‑то образом связана с Берсеньевым, точнее, с тем, что вокруг него происходит. Подруге стало известно об этом, и в результате… «Берсеньев просто обязан знать о своих врагах», – решила я и тут же увидела того, кто наравне с Милкой в последнее время не выходит у меня из головы. Одна из дверей распахнулась, и появился Сергей Львович.
Если это показалось для меня неожиданностью, то он явно пребывал в еще большем замешательстве.