- По-моему, мы очень скоро выясним, что сильнее, знание или деньги. По-моему, чем хуже идут дела, тем больше будет расстояние между умными бедняками и глупыми богачами. И что умные бедняки сумеют разобраться, как надо жить, а глупые богачи, наверное, сделают что-нибудь совсем тупое. К примеру, нажмут парочку красных кнопок и взорвут все к чертовой бабушке. Вот что я думаю. - Он расчесал волосы. - А ты что думаешь?
На Парка потянуло холодком замерзшего мира, но он не мог поверить в тот сценарий, который услышал. Его ребенок не допускал таких прозрений. Для его ребенка нет места в таком мире, какой описывал этот богатый чужак, так откуда же ему взяться?
Он показал на дверь.
- Я думаю, нам следует договориться, пока деньги совсем не обесценились.
Кейджер достал из сумки ключ, какие бывают в кино про тюрьмы.
- Ты не дурак. Но тебе не хватает воображения. Или, может, тебе не хочется им пользоваться.
Он вставил ключ в замок и со скрежетом провернул на 360 градусов.
- Возможно, ты не проникнешься увиденным.
Он толкнул дверь, и она распахнулась.
- Только, хочешь или нет, ты будешь мечтать об этом.
Он шагнул внутрь, снова достал расческу и поправил какие-то неразличимые погрешности своей стрижки.
Парк и Бини последовали за ним, вошли в скрытую круглую комнату, бывший дворец самых элитных клиентов Кейджера. Теперь, вместо обезумевших от кокаина старлеток и урожденных полукровок, отбросов европейской аристократии, комнату обжило приглушенное собрание эстетов и любителей, строго отобранный внутренний круг.
Здесь были почти исключительно мужчины, в большинстве не старше тридцати, их высокий статус внешне проявлялся в малоизвестности фильмов, групп, литературных цитат или обрывках машинного компьютерного языка, изображенных на их футболках. Некоторые из присутствующих носили очки, чаще всего громадные пластиковые в стиле ретро или незаметные, без оправ, геометрической формы. Прически так же варьировались, от длинных и нечесаных волос до бобрика военного образца. Одеты они были в джинсы, черные предпочтительно, защитные позволительно. Избранная обувь - кеды конверс, черные, красные или белые, высокие или низкие. Ни один из присутствующих не сумел повторить скрупулезность ботанического совершенства Кейджера. Планшетники, смартфоны, ноутбуки, облака ссылок, все очень модифицированные и персонализированные. Приборы передавали сигналы непосредственно друг другу и по вездесущей беспроводной сети клуба, а также подробно сообщали, хотя и без слов, об убеждениях и склонностях своего владельца в пределах этого особого конклава.
Как и в турнирном зале, откуда они только что ушли, всеобщее внимание было приковано к ряду экранов. Они были смонтированы на стене вдоль половины окружности комнаты на таком уровне, чтобы обеспечить наибольший комфорт для зрителей, сидящих вдоль диаметра комнаты. Интервалы между экранами были рассчитаны таким образом, чтобы минимизировать боковое рассеивание света и не отвлекать периферийное зрение на соседние экраны. На потолке и голых участках стены висели увеличенные фотографии процессорных чипов и подробные скриншоты золотой эры 8-битных видеоигр из 80-х годов, которые скрывали динамики и одновременно отражали и фокусировали звук в центре комнаты.
В центре располагалась группа из пяти черно-красных Шаровых кресел "Ээро Аарнио". Сидевшие в них полностью погрузились в шары, и только ноги свисали или высовывались из отверстий, повернутых в сторону экранов.
На самих экранах изображения мелькали и неслись, камеры наезжали и отъезжали, выхватывали частности из рядов всплывающих и выпадающих меню, находили место на карте, карта увеличивалась и разворачивалась в виде тщательно детализированной сцены на центральной площади полностью железного города. Это Кузня, Город Кузнецов. Одна из точек входа в "Бездну Приливов". Пункт назначения для групп, которым нужно либо тяжелое вооружение, либо изготовить орудия для конкретного ремесла.
Пять центральных экранов показывали город с точки зрения нескольких персонажей. На остальных экранах - коллекция более широких общих планов. Пять аватаров: темный, светлый, человек, нечеловек, в кольчуге, в латах, дородный, стройный, ощерившийся лезвиями, с одним только посохом в руках, в плаще с капюшоном, в бикини из меха. Традиционные архетипы ролевых игр в стиле фэнтези. Они материализовались со свистом и гудением, сгущаясь из искусно размытого пространства, и стояли неподвижно среди дымящихся чудес Кузни.
Зрители, устроившись за круглыми столиками и на банкетках, напротив экранов, шевелились, кто-то набирал текст на своих устройствах, несколько человек шептали что-то в микрофоны.
Парк услышал, как парень со следами от угрей на лице и в футболке с логотипом "Атари" тихо говорит в цифровой диктофон.
- Решили остановиться на классике. Рыцарь, волхв, вор, варвар, эльф. Не знаю, то ли имеется в виду лагерь, то ли вассальная присяга.
Приход Кейджера вызвал небольшое оживление, взгляды отвлеклись от экранов. В его сторону закивали, и он ответил на кивки взмахом расчески, адресованным сразу всем, потом повернулся спиной к аудитории и посмотрел на экраны.
Затем почесал шею зубцами расчески.
- Знают свою тусовку.
Он посмотрел на Парка, кивнул ему, подзывая в сторону к небольшому бару.
Барная зона, где управлялась очень молодая девушка, одетая с шиком анимешной школьницы-гейши с Харадзюку, располагалась примерно на метр ниже пола, так что глянцевая поверхность стойки с коллажами из порнографических картинок с героями Диснея находилась на уровне коленей приближающихся клиентов. Кейджер опустился на колени и кивнул барменше. Она наклонила голову и стала наполнять зеленый бамбуковый кувшинчик холодным саке. Парк сел на корточки, ожидая, пока она поставит перед ними кувшинчик и две маленькие кипарисовые коробочки масу.
Кейджер наполнил коробочки, одну передал Парку, другую взял себе и поднял:
- Канпай!
Парк поднял свою коробочку:
- Канпай.
Они выпили.
Кейджер осушил коробочку до дна и снова налил себе.
- Первый раз я поехал в Японию, когда мне было девять. На год с отцом. По делам. Мне она казалась чужой, пока я не узнал отаку. В смысле полного погружения, они во всех отношениях опережали меня на несколько лет. Конечно, у них было естественное преимущество. Все самые интересные технологии разрабатывались для их рынка. Мое преимущество было в том, что по сравнению с ними я был продвинутый в социальном смысле. Они очень быстро стали мне доверять и допустили меня к своему хакерскому кунг-фу. Не к чистому коду, к которому у меня никогда не было способностей, но они помогли мне отпереть такие уровни игры, о существовании которых я и не подозревал. Тайные ходы. Когда я вернулся, я уже шесть месяцев как играл на плейстейшн, а она еще даже не вышла в США. Так началось мое паломничество. В культурном смысле я никогда не забирался слишком глубоко. Очень уж непрозрачно. Я человек не очень эмоциональный. Со мной редко бывают такие вспышки, как тогда, с телефоном. Обычно мне трудно угадать настроение другого человека. Японцы в Японии для меня очень сложны. А с отаку это не имеет значения. Там никому нет дела до твоих чувств. Мой отец никогда не понимал, в чем фишка. Ума ему хватает, но он уже слишком старый. Ему было за пятьдесят, когда я появился на свет. При таком разрыве мы можем орать друг на друга и не слышать.
Он расчесал волосы.
- Вот где я попробовал шабу. Чтобы не спать. Не прекращать игру.
Он поставил масу и подождал.
Парк отставил в сторону свою почти полную коробочку и открыл клапан на сумке. Из цилиндрического кармашка он вытянул картонную трубку от рулона туалетной бумаги, запечатанную с обоих концов квадратиками целлофана на резинке. Он открыл один конец и вытащил из трубки небольшой, тщательно сложенный сверток из бежевой шелковой бумаги. Он брался за уголки и отгибал их, открывая пакетик, словно бутон, где внутри притаился молочно-белый, свернутый в кольцо дракон.
Кейджер кивнул:
- Да. Оно самое.
Он протянул руку за драконом, Парк взялся за кусочек бумаги, на котором тот лежал, и оттащил его в сторону.
Кейджер взглянул на него.
- В чем дело?
Парк положил кончик указательного пальца на колючий хвост дракона.
- Дракон на двадцать пять граммов. Чистый, настоящий шабу. Только за наличные. Деньги вперед.
- "Только за наличные". По-моему, это как-то недальновидно.
Парк пожал плечами:
- Я дилер. Я делаю бизнес за наличные. Такую модель натурального обмена, которая имела бы смысл, еще никто не придумал.
- Придумают.
- А до тех пор дракон стоит пятнадцать тысяч долларов США.
Кейджер кивнул и положил кончик пальца на угол бумаги напротив пальца Парка.
- Наличные, значит, наличные.
Он потянул дракона к себе.
Парк проанализировал момент.
Когда Бартоломе предложил ему работать под прикрытием и он согласился на это задание, он навел как можно больше справок по этой теме, но предпочел обойтись без разговоров с другими полицейскими. Никто не должен был знать о расследовании по делу "дремы". Поэтому Парк ни у кого не мог спросить, чем еще опасна его работа, помимо самых очевидных рисков. Хотя он в любом случае стал бы спрашивать. Даже с самыми надежными напарниками у него были напряженные отношения. Его всем известная неспособность к гибкости наложила на него печать, которая не гарантировала ему ничего, кроме насмешливого пренебрежения со стороны любого полицейского, работающего под прикрытием, вздумай Парк к нему обратиться.
Гибкость в их работе была одним из главных требований. Обычные агенты в большинстве своем, разрабатывая дела, которые хотя бы косвенно касались наркоторговли, уже разучились видеть мир в каких-либо красках, помимо грязно-серых. Даже самая кратковременная связь с организацией наркобизнеса стирала все традиционные ценностные различия между понятиями "правильно" и "неправильно", "хорошо" и "плохо" и, в конце концов, "законно" и "незаконно". Несколько агентов, с которыми Парк общался лично, дистиллировали полицейскую работу до квинтэссенции "мы и они". Смысл ареста заключался для них не в том, чтобы поступить правильно, обеспечить торжество закона или делать свою работу, это больше походило на желание засадить врагу, пока враг не засадил тебе.
Когда Парк стал работать по легенде, у него не было особого желания вырабатывать такой взгляд на дело. Вместо этого он обратился к книгам. Прочитал пару образцовых романов, основанных на личном опыте. "По обе стороны ограды", "Поцелуй Иуды", "Серпико", "Одинок и подавлен". Он расширил список книг за счет избранных трудов по психологии, в заголовках которых содержались указания на патологию лжи, стокгольмский синдром, предел идентичности. И довершил экземпляром книги "Актер готовится", которую Роуз откопала у себя на полке.
Заключая первую сделку, когда он купил несколько, как объявила Роуз, ужасно опасных, вонючих почек, и уговорила его дать ей понюхать плоды его усилий и убедиться, что его не кинули, Парк жонглировал разными советами, которые надергал из прочитанных трудов. Выучив жаргон, взлохматив волосы, насколько позволяла их длина, надев недавно купленные состаренные джинсы и футболку с Бобом Марли, он обнаружил, что банальность транзакции его убивает и замораживает. Он совсем не чувствовал угрозы быть раскрытым, скорее он чувствовал, как будто он заказал доставку бакалейных товаров. Студент Сити-колледжа постучался к нему в дверь, вежливо спросил, не он ли Парк, вошел в дом и провел лаконичный, отрепетированный ликбез по вопросу имеющегося ассортимента товаров, их разнообразного действия и ценовой шкалы. Парк с трудом договорился о покупке, едва не убедив себя, что его раскрыли, и чуть не вытащив "вартхог", который заранее сунул в кобуру на лодыжке. Это случилось, когда паренек спросил, не знает ли он, кто выиграл матч с "Клипперсами". Позже, сняв пистолет и заперев его в сейфе с глубоким чувством смущения из-за того, что он вообще его надел, Парк понял, что молчание и взгляд в упор в ответ на тот неуместный вопрос были самыми достоверными из всех его действий, на которые он отважился во время сделки. В те молчаливые секунды его оцепенение выглядело намного достовернее любых отрепетированных тиков и фраз, которые он пытался использовать.
Так, спотыкаясь, он вошел в свою новую роль, которая складывалась вполне естественно, строилась на его тихом и наблюдательном характере, его отвращении ко лжи и неумении ее производить. В конечном счете он просто вел себя как обычно.
Да, он овладел языком своего занятия. Научился распознавать извращения и искривления человеческой натуры, всплывающие на поверхность из-за регулярного употребления наркотиков. Да, он узнал все то, чего ожидали от дилера в отношении профессионализма и невнимания к слабости своих клиентов. Парк научился всем этим тонкостям сам. Но он не создавал фальшивую личность, чтобы замаскировать свои истинные намерения. Наоборот, он приобрел настоящий опыт и мастерство, которые требовались от дилера.
Когда его представляли словами "это Парк, дилер", это была абсолютно правдивая характеристика. Такая же правдивая и точная, как если бы о нем одновременно сказали "это Парк, полицейский".
Для того чтобы внутренне быть Парком сразу в обоих лицах, требовалось совсем немного. Во-первых, когда он выполнял ту или иную работу, он ожидал соответствия определенным правилам и стандартам. Одно из главных правил, если не самое главное, ключевое в его работе в качестве дилера, правило, которое свято соблюдали все дилеры без исключения, формулировалось так: наличные, деньги вперед.
Будучи полицейским, он должен был бы в данной ситуации убрать палец и дать Кейджеру завладеть драконом. Это помогло бы завести на него дело, добиться большего расположения со стороны Кейджера. Если бы Парк отдал дракона Кейджеру, не получив на руки живые деньги, это вызывало бы у полицейского определенные подозрения.
Для Парка-дилера все было просто. Для него вопрос состоял в том, как бы профессионал повел дело с новым покупателем.
Минуту подумав, он выполнил свою работу.
- Наличные, деньги вперед. Будьте любезны.
И накрыл дракона ладонью.
Кейджер щелкнул по отогнутому краю упаковки.
За его спиной в комнате нарастало активное нетерпение. Зрители, все во власти предвосхищения, стали подергиваться, их глаза реже устремлялись на статичную сцену, все еще державшуюся на экранах, и чаще на маленькие экранчики их электронных устройств. Геймеров в шаровых креслах все так же было не видно, за исключением их ног, но эти ноги ерзали, скрещивались и вытягивались; одна пара медленно втянулась в кресло, как будто сидящего засосало изнутри и проглотило. Герои на экранах не двигались, не реагировали на персонажей, которые время от времени подходили к ним и пытались обратиться с неизвестными предложениями, то ли торговли, то ли сбора информации, то ли боя или секса.
Кейджер впитал энергию комнаты и повернулся к барменше:
- Тадж, раздай какие-нибудь напитки, пожалуйста.
Девушка наклонила голову, поставила на поднос несколько керамических чашечек и 1,8-литровую бутылку саке, поднялась и взошла по ступенькам из барного колодца, балансируя с подносом на двадцатисантиметровой платформе туфель.
Кейджер подождал, пока барменша отойдет на достаточное расстояние, чтобы она ничего не могла услышать, и опустится на колени перед одним из зрителей, держа поднос с чашками в одной руке, здоровенную бутылку в другой, и наполнит одну из чашек доверху, так что только поверхностное натяжение не давало саке перелиться через край.
- Настоящий талант.
Парк не возразил.
Кейджер продолжал смотреть, как парень, которому она налила, поднял чашечку, и от его прикосновения жидкость шелохнулась, и унция жидкости пролилась на поднос.
- Это спектакль. Если бы она была похожа на гимнастку, когда управляется с подносом и бутылкой, он бы не производил такого впечатления. Но ее изящество не дает понять, насколько сильной она должна быть для этого.
Девушка поднялась, сделала несколько шагов, опустилась на колени перед другим фанатом и снова наполнила чашку. Внимание всех молодых людей отвлеклось от экранов, от нетерпения, от игрушек и полностью сосредоточилось на Тадж.
Кейджер пошевелился.
- Ее стихия - их воображение. У нее есть образ, одежда, отношение, ловкость, с которой она обращается с бутылкой, изящество; поэтому им кажется, что она не та, кто есть на самом деле. Им кажется, что она школьница из аниме. А на самом деле это довольно консервативная студентка медицинского отделения Университета Южной Калифорнии. Но она умеет принимать ту форму, в какой ее воспринимают. Превратить свое физическое представление в искусство.
Кейджер показал на геймеров, прятавшихся в креслах.
- Эти, они тоже делают нечто подобное, но только на совершенно другом уровне сложности. Мы все манипулируем тем впечатлением, которое производим в жизни, не так ли?
Он помолчал, и Парк на секунду ощутил робость, как во время первой сделки. На миг ему показалось, что Кейджер видит его насквозь и намеками дает Парку понять, что он все знает, прежде чем вызвать Имелду и Магду и отдать его им на растерзание. Что не составило бы для них никакого труда, учитывая, что он не имел при себе ни "вартхога", ни любого другого оружия. Но секунда прошла. В конце концов, там нечего было видеть насквозь. Там был только Парк. Он не был барменшей, которая тщательно ухаживает за собой, играет роль, чтобы собрать как можно больше чаевых. Он был собой. Всегда.
Он кивнул:
- Да.
Кейджер кивнул в ответ.
- Мы устраиваем представление для работы, для друзей, для женщин, для людей, которых мы даже не знаем. Мы создаем образ себя, чтобы произвести впечатление на учителя, который в шестом классе сказал, что из нас ничего путного не выйдет. Мы люди, мы актеры. Мы придумываем то, какими хотим предстать в глазах других людей, и надеемся, что они воспринимают нас именно так, какими мы себя написали. Так поступают все. Но Тадж отличается ото всех, потому что она доносит свой спектакль с такой ясностью. Но эти, они совсем в другой среде.
Он опять смотрел на геймеров.
- Они создают ощущения из чистой выдумки. Они не пишут на холсте самих себя; их холст - чистое воображение. У них есть палитра красок, чтобы рисовать: расы существ, классы персонажей, все остальные элементы, которыми ограничивает тебя игра, но как только ты начинаешь ими манипулировать, вариациям практически нет конца. Игроки со всего мира постоянно добавляют в палитру новые оттенки, создают новые артефакты, придумывают одежду, основывают сообщества, выводят новые расы, учреждают новые гильдии. Эти художники, они используют свои материалы, чтобы создать вторую кожу, с их помощью они рассказывают сказки.
Кейджер глядел на экраны, на пейзаж, раскинувшийся без физических пределов.
- Они создают мифы и легенды, основывают империи. - Он пристально посмотрел на Парка. - Они убивают драконов.
Он обернулся:
- Бандолерос!
Головы одна за другой вынырнули из пастей кресел-шаров, и только проглоченный геймер остался невидимкой. Парк смотрел на них, они смотрели на незримые вещи, глазами устремленными вглубь, шеи напряженно согнуты, зрачки сужены, как булавочные головки, видя каким-то иным способом.
Парк поморщился: