- Вы, наверное, знаете, что я здесь единственная, кто вам сочувствует. Остальные считают, что это.., забыла фамилию...
- Грив. Харви Грив.
- Все они считают, что это сделал он. Я же с первого взгляда распознаю умного человека. Вас я считаю умным, и уверена, вы знаете, что
делаете. Желаю удачи.
Я поблагодарил ее и вышел.
Я хорошо знал Блю-Граус-Ридж: лучшего места для сбора черники в здешних краях не сыскать, и мы с Лили частенько наведывались туда - иногда
собирали ягоды, а иногда охотились на голубых куропаток, которые, питались исключительно черникой. Блюда из шестинедельных куропаток были
отменны на вкус и могли сравниться разве что с лучшими блюдами Фрица. Разумеется, охота на них запрещена, поэтому мы старались действовать
осторожно. За два дня до убийства Броделла мы вместе с Дианой Кэдэни и Уэйдом Уорти взобрались на этот хребет за ягодами, а вовсе не за голубыми
куропатками.
Я мог бы добраться до Блю-Граус-Ридж напрямик от ранчо или от хижины Лили, но это в два раза дальше и к тому же утомительнее. А от Фарнхэма
туда всего с милю. Сразу за амбарными постройками и загонами для скота был пологий склон, поросший еловым лесом, затем шел каменистый отрезок
пути - мне на нем пришлось изрядно потрудиться. За ним было огромное поле медвежьей травы - как раз по косогору хребта. Медвежья трава, в
августе сухая и колючая, цеплялась за ноги и замедляла продвижение. Выбравшись из нее ярдах в пятидесяти от перевала, я свернул влево и двинулся
параллельно хребту, пытаясь отыскать какие-нибудь следы пребывания человека: затоптанное место или сломанные ветки. Я не следопыт и не привык
ходить по горам, но наверняка на Блю-Граус-Ридж должно было сохраниться что-то такое, что даже дьюду укажет на место преступления. Первой уликой
оказалась кровь на поверхности валуна, вернее, то, что от нее осталось: какой-то зверь слизнул ее языком и теперь лишь след узенькой кровавой
полоски, сбегавшей с камня, указывал на место убийства.
Над валуном рос большой куст черники. Значит, подумал я, Броделл собирал ягоды и ему выстрелили в спину. Потом я увидел сломанные ветки, в
том числе веточки на кустах черники, камни, сдвинутые со своих привычных мест, затоптанные ягоды и прочее. Тут кружило множество людей. Должно
быть, они искали гильзы. Я повернулся и попытался отыскать взглядом то, что меня интересовало больше всего, - укрытие для нападавшего. На
расстоянии в сотню ярдов простирались лишь заросли черники и валуны, а дальше шли кустарники и одинокие деревья. Даже житель Нью-Йорка, вроде
меня, наверняка смог бы приблизиться к своей жертве ярдов на сорок, не говоря уж о человеке, который привык ходить на оленя и лося. Но сорок
ярдов - это слишком большое расстояние, чтобы точно поразить цель из пистолета, значит, сделал я вывод, стреляли из ружья. Однако в Монтане в
разгар лета никто не ходит на охоту с ружьем, разве что на койотов. Но из-за койота не стоило взбираться на Блю-Граус-Ридж.
Я набрал пригоршню ягод и сел на камень. Как же я был глуп, когда думал, будто осмотр места происшествия даст мне ключ к разгадке. Ничего
подобного не произошло и теперь уже не произойдет. Я оказался в незнакомом мне мире, хранившем свои тайны. Если благодаря этим уликам и можно
вычислить, кто именно подкрался к Филипу Броделлу и убил его, это суждено сделать не мне. Три часа пропали зря. Показался бурундук и,
испугавшись меня, тут же удрал. Я взял камешек размером с мячик для гольфа, и когда бурундук выскочил снова, запустил в него, но, конечно же,
промазал.
Я взял камешек размером с мячик для гольфа, и когда бурундук выскочил снова, запустил в него, но, конечно же,
промазал. А ведь в хижине бурундуки были моими лучшими друзьями! Недовольный всем на свете я стал спускаться с холма и добрался до машины,
оставленной у дома Фарнхэма, даже ухитрившись не сломать себе ногу. Там по-прежнему никого не было видно. Когда я вернулся в хижину Лили, до
ужина оставалось полчаса - ужин подавали в шесть.
Ужинать полагалось в повседневной одежде, но поскольку я испачкался, то решил пойти к себе в комнату, ополоснуться и надеть чистую сорочку
и просторные коричневые шерстяные брюки. Когда я причесывался, послышался легкий стук в дверь небольшого холла, отделявшего мою комнату от
комнаты Лили, и я пошел открывать. Лили была все в той же зеленой рубашке и брюках. Увидев, что я переоделся, спросила:
- У нас будут гости?
Я рассказал ей, где побывал, объяснив, что валун находится ярдах в двухстах к северу от того места, где, как она однажды видела, я снял с
дерева глупую тетерю. И пересказал ей содержание моих бесед с Алмой и Кэрол.
- Не знаю, как считаешь ты, - заявил я, - но, мне кажется, Кэрол верить можно. Из числа подозреваемых я ее исключаю. Положи она руку на
Библию, я бы может еще и засомневался, но она поклялась седлом, и я ей поверил.
Лили помолчала и кивнула.
- Ну что ж, значит она не лжет. Однажды я хотела опробовать это седло на Кошке - просто посмотреть, как оно сидит, - но Кэрол мне не
позволила. Ты прав: если бы она застрелила Броделла, то созналась бы тебе. Только не воображай, что ты лучше меня разбираешься в женщинах!
Лили, конечно же, хотела опробовать седло не на рыси и не на пуме. Кошкой она называла свою пегую кобылицу - три года назад, когда Лили на
нее впервые села, та перепрыгнула через широченную канаву.
Завтракали и обедали мы за столом у большого окна на кухне, иногда там же и ужинали, хотя обычно ужин сервировали на обнесенной сеткой
веранде со стороны ручья. Трапезничать на веранде было сложнее - из Нью-Йорка Лили привезла одну Мими, а местную прислугу брать упорно
отказывалась, поэтому подавали на стол и убирали со стола мы сами. В тот вечер в меню были филе миньон, печеный картофель, шпинат и щербет из
малины, причем все продукты, кроме картофеля, брали из огромного холодильника в кладовой, филе миньон, обложенные льдом, доставлялись экспрессом
из Чикаго. За ручьем у Лили разгуливали тысячи тонн живой говядины, и пищу можно было приготовить попроще и подешевле - однако, опробовав этот
способ, признали его неудовлетворительным.
За столом на веранде Лили всегда сидела лицом к ручью, протекавшему всего в дюжине шагов. Слева от нее восседал Уэйд Уорти, Диана Кэдэни -
напротив, а справа - я.
Взяв нож, Диана сказала:
- Мне сегодня пришла в голову ужасная мысль. Разумеется, это был пробный шар. Его подхватил Уэйд, которого я так толком и не раскусил. На
его пухлом лице с широким носом и квадратным подбородком возникала целая гамма разнообразных улыбок, и порой их трудно было истолковать.
Улыбаясь дружески, он мог сказать что-нибудь язвительное, тогда как мог произнести приятное с саркастической улыбкой на устах. Улыбка, которой
он сейчас одарил Диану, была просто вежливой. Он сопроводил ее словами:
- Судить объективно о собственных мыслях никто не в состоянии. Поделитесь же с нами!
- Если бы я не собиралась посоветоваться с вами, - ответила Диана, - я бы об этом даже не упомянула.