- Вам кто нужен? - спросила она.
- Фройляйн Гелла дома? - спросил он и удивился своему беглому немецкому.
Старуха его не узнала и не поняла, что он не немец.
- Пожалуйста, входите, - пригласила она его, и он пошел за ней по тускло освещенному коридору. Старуха постучала в дверь и сказала:
- Фройляйн Гелла, к вам посетитель, мужчина.
И вот он услышал ее голос - тихо, с удивлением она спросила:
- Мужчина? - И потом:
- Подождите минутку, пожалуйста.
Моска толкнул дверь и вошел в комнату.
Она сидела к нему спиной, торопливо закалывая только что вымытые волосы. На столе лежала большая буханка серого хлеба. У стены стояли узкая
кровать и тумбочка.
Он смотрел, как Гелла закалывает волосы, укладывая их вокруг затылка; потом она взяла буханку и отрезанный ломоть, собираясь отнести хлеб в
шкаф, обернулась и устремила взгляд на стоящего в дверях Моску.
Моска увидел белое, осунувшееся, почти с выпирающими скулами лицо. Тело, казалось, стало еще более хрупким с тех пор, как он видел ее в
последний раз. Руки ее разжались, и буханка покатилась на дощатый пол. В ее лице не было удивления, и ему на мгновение показалось, что ее взгляд
выражает неприязнь и легкое неудовольствие. И вдруг это лицо превратилось в маску горя и печали. Он шагнул к ней, и ее лицо чуть сморщилось,
слезы заструились по щекам и закапали ему на руку, которой он взял ее за подбородок. Она уронила голову и прижалась к его плечу.
- Ну, дай-ка я посмотрю на тебя, - сказал Моска. - Дай-ка я посмотрю. - Он попытался поднять ее лицо, но она упиралась. - Да все в порядке,
- сказал он. - Я просто хотел сделать тебе сюрприз.
Она плакала, и ему оставалось просто ждать, оглядывая комнату, узкую кровать и старомодный шкаф. На туалетном столике он увидел фотографии,
которые ей оставил, - нет, увеличенные копии в рамке. Свет от настольной лампы тускло освещал комнату удручающим желтоватым светом, так что
создавалось впечатление, будто стены и потолок словно прогибаются под давящей тяжестью развалин, в которые превратились верхние этажи дома.
Гелла подняла лицо - полусмеющееся-полуплачущее.
- Эх ты! - сказала она. - Что же ты не писал?
Что же ты меня не предупредил?
- Я хотел сделать сюрприз, - повторил он.
Он нежно поцеловал ее, а она, все еще прижавшись к нему, сказала тихим срывающимся голосом:
- Когда я тебя увидела, я решила, что ты мертвец и мне это снится или я сошла с ума, не знаю.
Я так ужасно выгляжу, я только что голову вымыла.
Она посмотрела на свое поношенное домашнее платье и снова взглянула ему в глаза.
Он увидел темные круги под глазами, словно вся смуглость кожи ее лица исчезла, а остались лишь эти черные полумесяцы. Волосы, которые он
гладил, под его ладонью были безжизненными, мокрыми, а приникшее к нему тело было костлявым и высохшим.
Она улыбнулась, и он заметил черное зияние в углу рта. Он тронул ее за щеку и спросил:
- А это что?
Гелла смутилась.
- Ребенок, - ответила она. - Я во время беременности потеряла два зуба. - Она улыбнулась и спросила как-то по-детски:
- Что, уродина?
Моска медленно покачал головой.
- Ребенок, - ответила она. - Я во время беременности потеряла два зуба. - Она улыбнулась и спросила как-то по-детски:
- Что, уродина?
Моска медленно покачал головой.
- Нет, - сказал он. - Нет.
И потом вспомнил:
- А как ребенок? Ты его отдала?
- Нет, - ответила она. - У меня были преждевременные роды, и ребенок прожил всего несколько часов. Я только месяц назад вышла из госпиталя.
А потом, догадываясь, что он ей не верит, она пошла к шкафу и вытащила какие-то бумаги, перетянутые бечевкой. Она выбрала из пачки четыре
документа и передала их ему.
- Прочитай, - сказала она, ничуть не обидевшись и не рассердившись, зная, что они живут в таком мире, где необходимо постоянно доказывать
свою правоту и где доверия нет и быть не может.
Официальные печати и штампы рассеяли его сомнения. Почти с сожалением он понял, что она не солгала.
Гелла снова пошла к шкафу и достала оттуда сложенные детские вещи. Она показала ему ползунки, кофточки, крохотные штанишки. Моска узнал
материал, из которого все это было сшито.
И понял, что у нее ничего другого не было, поэтому и пришлось разрезать собственные платья, даже нижнее белье, и перешивать все так, чтобы
одежда пришлась малышу впору.
- Я знала, что будет мальчик, - сказала она.
И вдруг Моска разозлился. Он злился, что она такая бледная, что она так исхудала, что у нее выпали зубы, что у нее больше нет ее элегантных
платьев, что она лишилась всего, что имела, и не получила взамен ничего. И он знал, что его сюда привела не ее нужда, а его собственная.
- Как же все глупо! - сказал он. - Как чертовски все глупо!
Моска опустился на кровать, Гелла села рядом.
Смущенные, они какое-то время сидели молча, уставившись на пустой стол и единственный стул, а потом медленно подались друг к другу, и
словно древние язычники, отправляющие какой-то священный ритуал, должный скрепить их союз с неведомым и страшным божеством, и не зная еще,
принесет им этот ритуал беду или удачу, они легли на кровать, и их тела слились. Они испытали сладостное наслаждение: он со страстью,
пробужденной выпитым и чувством вины и раскаяния, а она - с любовью и нежностью, в полной уверенности, что их благая встреча принесет им обоим
счастье. Она приняла боль, пронзившую ее все еще не исцеленное тело, жестокость его страсти и его недоверие к самому себе, ко всему на свете,
зная ту истину, что, в конце концов, из всех людей, кого он когда-либо знал, ему нужнее всего она и ее вера, ее тело, ее доверие, ее любовь к
нему.
Глава 5
Время в это второе мирное лето мчалось быстро. Работа на военно-воздушной базе была простая и легкая, и казалось, Моска находится здесь
только для того, чтобы составить компанию Эдди Кэссину, слушать его россказни и прикрывать его, когда он напивался и не появлялся на службе.
Да и Эдди Кэссину делать особенно было нечего.
Каждое утро на минутку заглядывал лейтенант Форте, подписывал бумаги и уходил в управление транспортных операций - посмотреть, как проходят
полеты, и потолковать со своими коллегами-пилотами. После работы Моска ужинал с Вольфом и Эдди, иногда к ним присоединялся Гордон - в
"Ратскелларе", клубе для американских офицеров и гражданских служащих.