Он подошел к стенному шкафу и открыл дверцу. Когда ты снимаешь пальто и готовишься его
повесить, ты автоматически проверяешь карманы? Я всегда это делаю. Пьер, по видимому, поступал точно так же. В одном из карманов он обнаружил
алюминиевую трубку от сигары «Дон Педро». Не имея представления, как она попала к нему, он, естественно, отвернул крышку, держа предмет довольно
близко к лицу – скажем, в десяти дюймах. Это осколком трубки рассекло ему нижнюю челюсть. Существует научный термин для той силы, которая
вдавила его лицо вовнутрь черепа, но я его забыл. Если желаешь включить это название в протокол, то я постараюсь вспомнить.
Крепко сжав губы, Стеббинс молча смотрел на меня из под полуопущенных век. В стакане еще оставалось на два пальца молока, и я выпил все до
капли.
– Что касается тех кусочков алюминия, – возобновил я разговор, – то это я сообразил еще до звонка в полицию, а вот до остального – где предмет
находился и как все случилось – я додумался потом, желая чем то занять свои мозги, – пока слонялся без дела по дому. Я также размышлял о том,
что бы произошло, если бы я обыскал его, прежде чем проводить наверх, в Южную комнату. Я обязательно захотел бы взглянуть на содержимое трубки.
Ну что ж, я здесь, перед тобой, живой. Почему его не обыскал, я уже объяснил. Поскольку свои выводы я не включил в протокол, а сохранил лично
для тебя, ты должен мне коробку конфет. Предпочитаю карамель.
– Я пришлю тебе орхидею, – наконец разжал губы Стеббинс. – Ты прекрасно знаешь, как поступил бы Роуклифф, выслушав твою исповедь.
– А как же. Он послал бы целую команду с заданием – выяснить, где я недавно приобрел сигары «Дон Педро». Но у тебя есть мозги, которые ты порой
используешь по прямому назначению.
– Включи эти слова когда нибудь в свои показания. Мои мозги говорят мне: что то сказанное Дакосом могло навести тебя на мысль, каким путем
алюминиевая трубка попала к нему в карман пальто. Но в твоем протоколе ничего похожего нет.
– Видимо, я все начисто забыл.
– Кроме того, мозги подсказывают мне: окружной прокурор пожелает знать, почему я не доставил тебя в полицейский участок в качестве
подозреваемого. Бомба взорвалась около половины второго, ты оказался в комнате и обнаружил труп через три четыре минуты, в полицию же позвонил в
два часа одиннадцать минут, то есть через сорок пять минут, а тебе законы хорошо известны, ведь ты лицензированный детектив.
– Нужно ли еще раз пережевывать одно и то же?
– Окружной прокурор потребует объяснить, почему я не взял тебя под стражу.
– Не сомневаюсь, и ты сумеешь объяснить. Я сделаю то же самое, когда высплюсь. К чему было спешить? Орудие убийства Дакос явно принес с собой.
Стояла глухая ночь. Если бы ты приехал через две минуты, то все равно не смог бы предпринять никаких срочных мер. Ты и сейчас должен ждать до
утра, чтобы выяснить: с кем он встречался и чем занимался до прихода к нам. В ресторане «Рустерман» теперь никого, кроме ночного сторожа, да и
тот, вероятно, сладко спит. У меня есть предложение. Вместо орхидеи дай мне письменное разрешение пройти в Южную комнату и закрыть чем нибудь
выбитые окна. Или хотя бы одно из окон. Иначе любой может пролезть в помещение, поднявшись по пожарной лестнице. Со штукатуркой и другими
повреждениями можно повременить.
– Всю штукатурку с пола забрали, – проговорил Стеббинс.
Он посмотрел на часы и поднялся, опираясь руками на подлокотники, что делает редко.
– Черт возьми! Ты все таки в конце концов с чем то соглашаешься, с тобой уже можно иметь дело.
Он посмотрел на часы и поднялся, опираясь руками на подлокотники, что делает редко.
– Черт возьми! Ты все таки в конце концов с чем то соглашаешься, с тобой уже можно иметь дело. Окно уже опечатано. Оставь печать в покое. Придет
кто то из специалистов по взрывчатым устройствам, чтобы еще раз все осмотреть. Еще кто нибудь явится поговорить с Вулфом.
– Я уже сказал, его, по всей вероятности…
– Слышал. Знаешь, что я думаю? По моему, Вулф проделал дырку в потолке и бросил сквозь нее бомбу. – С этими словами Стеббинс направился к
выходу.
Я встал и, не торопясь, последовал за ним. Мне некуда было торопиться. Выпустив Стеббинса, я запер входную дверь, навесил цепочку, выключил свет
в кабинете и в коридоре, потом поднялся к себе на третий этаж, оставив тарелки и стаканы на своем письменном столе – невероятный случай. Фриц
забрался под одеяло часом раньше, накормив по собственной инициативе сандвичами ораву непрошеных гостей и дождавшись, когда все, кроме
Стеббинса, уйдут.
Я крепко спал уже через две минуты после того, как голова коснулась подушки. Я не хвастаю своей способностью спать при любых обстоятельствах,
поскольку это, как я подозреваю, только свидетельствует о моей примитивной или плебейской натуре и, быть может, еще кое о чем, но тем не менее я
вынужден признать за собой подобное качество. Устанавливая радиобудильник на десять часов утра, я был уверен, что меня поднимут задолго до этого
срока. Правда, я выключил городской телефон и оставил только внутреннюю связь.
Но никто и ничто не нарушило моего сна. Когда приятный голос проговорил: «Вы никогда не пожалеете, что, поддавшись порыву, решили попробовать
единственный в своем роде крем, который пробуждает желание нежно коснуться собственной кожи», – я, не открывая глаз, протянул руку, чтобы
выключить радио. Одновременно я попытался убедить себя, что еще один часок сна никому не повредит, но из этого ничего не вышло; я вспомнил:
существовала проблема, не терпящая отлагательства. Она касалась Теодора. Кое как разлепив веки, я по домашнему телефону позвонил в кухню.
Через пять секунд раздался голос Фрица:
– Да.
По его словам, он вовсе не копирует Вулфа. Дескать, Вулф говорит «да?», а он, Фриц, произносит просто – «да».
– Ты уже встал и одет, – заметил я.
– Конечно. Отнес ему завтрак.
– И он поел?
– Да.
– Боже мой, ты немногословен, хотя и чувствуешь себя, судя по голосу, довольно бодро.
– Вовсе нет, Арчи. И он тоже в скверном настроении. А как ты?
– Я не бодрый и не вялый, а измочаленный. Что с Теодором?
– Он пришел и отправился наверх, в оранжерею. Я сказал ему, чтобы не ждал Вулфа.
– Я скоро буду внизу, но не хлопочи по поводу завтрака. Съем второй раздел «Таймс». С уксусом.
– С кетчупом вкуснее, – ответил Фриц и положил трубку.
Но когда я наконец появился в кухне, все было готово. Прибор, чашка с блюдцем, тостер и сливочное масло – на маленьком столе, «Таймс» – на
специальной подставке, а сковородка – на плите. На большом столе посредине кухни – ломтики свиного рулета с кукурузной начинкой домашнего
приготовления. Я подошел к холодильнику, налил апельсинового сока и сделал первый глоток.
– Я по прежнему считаю, – заявил я, – что мы с тобой друзья. Ты – мой единственный друг на всем белом свете. Давай отправимся куда нибудь
вместе. Может быть, в Швейцарию? Или еще дальше. Кто нибудь звонил?
– Четыре раза, но я не снимал трубку, и Вулф тоже звонил, – ответил Фриц, прибавляя огня под сковородкой.