Пока что она слушала мужа, рукой почти касаясь его ладони, но Брунетти понимал, что это ненадолго.
–
– Причудливые вкусы? – прошептала порядком озадаченная Клаудия Умберти, жена адвоката графа.
Брунетти, сидевший рядом, частенько встречался с ней и ее родственниками за всевозможными семейными трапезами. Уж она‑то прекрасно знает, что единственная причуда, которая наблюдается у семейства Фальер – если не считать регулярных попыток Кьяры стать вегетарианкой, – это склонность к обильным порциям и вкусным десертам.
Паола не могла допустить, чтобы графиню поймали на откровенной лжи, и поспешила вмешаться.
– Понимаете, – в полной тишине заговорила она, – я вот, к примеру, не ем говядины; моя дочь Кьяра не ест мяса и рыбы – во всяком случае, на этой неделе; сын Раффи терпеть не может овощи и сыр; ну а Гвидо, – Паола водрузила ему на плечо свою руку, – не ест вообще ничего, если порция размером меньше слона.
Благодарные гости негромко рассмеялись, и Брунетти поцеловал жену в щеку – показать, что оценил ее чувство юмора и мужественное поведение. Про себя Брунетти поклялся, что уж сегодня добавки брать не будет.
– Что это вообще было? – не переставая улыбаться, поинтересовался он у жены.
– Я тебе потом объясню, – пообещала она и повернулась к отцу, чтобы задать ему какой‑то вопрос.
Франка Маринелло решила оставить выступление графини без комментариев.
– А снегу‑то навалило – просто невероятно, – сказала она, как только Брунетти вновь повернул к ней голову. В ответ он лишь вежливо улыбнулся, как будто и не видел ее не подходящих для такой погоды туфель и последние два дня не выслушивал подобные реплики от всех своих знакомых.
Согласно правилам ведения светских бесед, настала его очередь выдать какую‑нибудь банальность.
– Зато лыжникам благодать, – прекрасно справился с нелегкой задачей Брунетти.
– И фермерам.
– В каком смысле?
– В тех местах, откуда я родом, – сказала Франка на чистейшем итальянском, не оставляющем ни шанса догадаться о ее происхождении, – есть такая поговорка: «Под снегом – хлеб; под дождем – голод».
Она говорила приятным низким голосом. Будь она певицей, непременно пела бы контральто.
– Не уверен, что правильно вас понял, – извиняющимся тоном ответил Брунетти, горожанин до мозга костей.
Губы Франки дернулись вверх – Брунетти уже понял, что так выглядит ее улыбка, – а глаза потеплели.
– Это значит, что дождь проходит, принося лишь кратковременную пользу, а вот снег лежит в горах все лето и потихоньку тает.
– И от него‑то польза перманентная?
– Ну да. Во всяком случае, в это верят наши старики. – И, не дожидаясь ответа Брунетти, Франка продолжила: – Но здешние снегопады не идут с нашими ни в какое сравнение.
– И, не дожидаясь ответа Брунетти, Франка продолжила: – Но здешние снегопады не идут с нашими ни в какое сравнение. Так, мелочь – нападало два сантиметра снега, да аэропорт закрыли на пару часов. Правда, в Альто‑Адидже, откуда я родом, в этом году снега вообще не было.
– То есть лыжникам все‑таки не повезло? – с улыбкой поинтересовался Брунетти, представив себе Франку в теплом кашемировом свитере и спортивных штанах перед камином в пятизвездочном отеле горнолыжного курорта.
– Лыжники меня, в отличие от фермеров, совершенно не волнуют, – сказала она с неожиданной горячностью. И, не отводя взгляда от Брунетти, процитировала: – «Трижды блаженны – когда б они счастье свое сознавали! – жители сел».
– Это же Вергилий, да? – удивленно воскликнул Брунетти.
– Да, «Георгики», – ответила Франка, вежливо проигнорировав его удивление и все, что оно подразумевало. – Вы читали?
– В школе. И пару лет назад еще раз перечитал.
– А почему, если не секрет? – поинтересовалась она, прежде чем отвернуться и поблагодарить официанта, который как раз ставил перед ней блюдо с
и город, в котором они находились.
– А без политиков, – объявил он, – у нас не было бы ничего этого.
Франка при всем желании не смогла бы удивленно распахнуть глаза, поэтому ограничилась тихим смешком, который вскоре перешел в девическое хихиканье. Она прикрыла губы рукой, но смех так и рвался из нее, хотя она пыталась замаскировать его кашлем.
На них уже косились другие гости. Катальдо отвлекся от беседы с графом, чтобы водрузить руку на ее плечо. Все разговоры стихли.
Франка кивнула и помахала рукой, показывая, что с ней все в порядке, затем, все еще кашляя, вытерла салфеткой глаза. Вскоре кашель утих, и она сделала несколько глубоких вдохов.
– Прошу прощения, – обратилась она к остальным гостям. – Не в то горло попало.
Накрыв руку мужа своей ладонью, она легонько сжала ее и что‑то ему прошептала, от чего тот заулыбался и вновь вернулся к своему разговору с графом.
Франка пригубила бокал с водой, попробовала ризотто, но вскоре опустила вилку.
– Что касается политиков, то я предпочитаю Цицерона, – сказала она Брунетти, как ни в чем не бывало возвращаясь к прерванному разговору.
– Почему?
– Он умел ненавидеть.
Не без труда Брунетти заставил себя не пялиться на ее невероятный рот и сосредоточиться на словах, которые из него вылетали.