– Он любил сам разделывать мясо, – сказал Фалькон. – Где он его брал?
– На специальных фермах Сьерра‑де‑Арасена, – ответил Васкес. – Он считал, что севильские мясники не имеют ни малейшего представления о том, как следует обращаться с мясом, как его правильно разделывать и развешивать.
– Значит, он прежде работал мясником? – спросил Фалькон. – Вам известно, где и когда?
– Я знаю только, что мясником был его отец, пока не лишился жизни.
– Лишился жизни? Что это значит? Он был убит или?..
– Этими словами Вега всегда говорил о смерти родителей. «Они лишились жизни». Он никогда не объяснял, а я не просил объяснений.
– Сколько лет было сеньору Веге?
– Пятьдесят восемь.
– То есть родился в сорок четвертом… через пять лет после окончания гражданской войны. Значит, ее они пережили, – задумчиво проговорил Фалькон. – Вы не знаете, когда они погибли?
– А это важно, инспектор? – спросил Васкес.
– Мы выстраиваем картину жизни жертвы. Если бы они, скажем, погибли в автокатастрофе, когда сеньор Вега был ребенком, это могло серьезно повлиять на его психику. Если их убили – совсем другое дело: в таком случае остаются вопросы, на которые нет ответа; в особенности если никто за это не поплатился. У человека может развиться некое стремление не то чтобы найти причину – это почти всегда не в его силах, – но доказать что‑то самому себе. Понять, кто он есть в этом мире.
– Вам лучше знать, инспектор, – произнес Васкес не без затаенного намека. – Возможно, ваш личный опыт делает вас столь красноречивым в данном вопросе, но, извините, я не смогу помочь вам такого рода информацией. Наверняка остались записи…
– Сколько лет вы были знакомы? – спросил Кальдерон.
– С восемьдесят третьего года.
– Познакомились здесь… в Севилье?
– Он хотел купить участок земли. Это был его первый проект.
– А чем он занимался до того? – спросил Фалькон. – На доходы мясника много земли не купишь.
– Я не спрашивал. Он – мой первый клиент. Мне было двадцать восемь. Я боялся совершить ложный шаг, задать неуместный вопрос, которые могли бы лишить меня работы.
– Вам, получается, было все равно, кто он и откуда взялся? – спросил Фалькон. – А если б он вас обманул?.. Как вы познакомились?
– Он пришел в мою контору без рекомендаций, прямо с улицы. Вам, инспектор, вероятно, не известна эта особенность бизнеса, но без риска в нашем деле не обойтись. Если боишься рисковать – не заводи частную практику, работай себе на государство.
– Он говорил с акцентом? – спросил Фалькон, игнорируя намек.
– Он говорил как андалузец, но не так, как если бы там родился. Он жил за границей. Я знаю, например, что он говорил на американском английском.
– Вы не спрашивали о его прошлом? – уточнил Фалькон. – Я имею в виду за ужином или за пивом, а не в комнате для допросов.
– Послушайте, инспектор, меня интересовали только деловые проекты этого парня. Я не собирался на нем жениться.
Судебный медик просунул голову в дверь и объявил, что идет наверх осматривать тело сеньоры Веги. Кальдерон пошел с ним.
– Сеньор Вега был женат, когда вы познакомились? – спросил Фалькон.
– Нет, – ответил Васкес. – Бракоразводного процесса не было, хотя он, кажется, представил свидетельство о смерти предыдущей жены. Вам нужно спросить родителей Лусии.
Вам нужно спросить родителей Лусии.
– Когда они поженились?
– Восемь… десять лет назад, примерно так.
– Вас приглашали?
– Я был его
– Есть еще один вариант объяснения: необычное хобби давало ему ощущение контроля. Не только потому, что он был мастером этого дела, но и потому, что ему удавалось превращать огромные, непригодные к использованию глыбы в небольшие части, детали, удобные в употреблении, – сказал Фалькон. – Это работа строителя. Он берет громоздкие, сложные архитектурные проекты и раскладывает их на группы работ с применением стали, бетона, кирпичей и цемента.
– Полагаю, те несколько человек, что знали про хобби, считали его более… зловещим.
– Идея городского бизнесмена, прорубающегося к хребту мертвого зверя? – произнес Фалькон. – Полагаю, это несколько зверское отношение к работе.
– Многие люди, имевшие дела с сеньором Вегой, думали, что знают его, – сказал Васкес. – Он понимал, как заставить людей работать, и научился очаровывать. У него было чутье на силу человека и его слабости. Он заставлял мужчин чувствовать себя интересными и влиятельными, а женщин – красивыми и загадочными. Просто невероятно, насколько хорошо это срабатывало! Некоторое время назад я понял, что не знал его… совершенно. То есть он доверял мне, но только дела, а не собственные мысли.
– Вы были свидетелем на его свадьбе, это чуть больше, чем деловые отношения.
– Видите ли, в его отношениях с Лусией имелся деловой аспект… а точнее, в отношениях с родителями Лусии.
– У них была земля? – спросил Фалькон.
– Он сделал их очень состоятельными людьми, – кивнув, ответил Васкес.
– И не слишком интересующимися его загадочным прошлым?
– Поверьте, роль шафера на свадьбе не предполагает настолько уж близких отношений… Уверен, вам надо побеседовать с родителями Лусии, – убедительно проговорил Васкес.
– А как он относился к сыну, Марио?
– Сына он любил. Ребенок был очень важен для него.
– Кажется странным, что Вега так поздно завел семью. Ведь ему было уже за пятьдесят, не так ли?
Молчание. Было почти воочию видно, как Васкес тасует свои адвокатские мысли.
– Здесь я вам не помощник, инспектор, – сказал он.
– О чем же вы так серьезно задумались?
– Вспомнил о смерти его первой жены. Перебирал в памяти кое‑какие разговоры.
– Вы познакомились, когда ему было почти сорок. У него хватало денег на покупку земли.
– Занимать тоже пришлось.
– Все равно, человек его возраста с такими деньгами, как правило, имеет семью.
– Видите ли, он никогда не говорил о своей жизни, о той ее части, что прошла до нашего с ним знакомства.