В его внешности сквозил некий обаятельный намек на сельскую ирландскую простоту и честность.
Киллиан поднялся с дивана. Коултер кивнул ему, поцеловал жену и налил себе в баре.
– А где Том? – поинтересовался он у Хелен.
– Не приехал еще, – ответила она.
Коултер еще раз поцеловал жену, сел рядом с ней, подался вперед и протянул руку Киллиану, который, пожав ее, вновь устроился на диване напротив.
– Том разговаривал о тебе с Шоном Бирном. По словам Шона, ты лучший в своем деле, – заметил Коултер.
Киллиан кивнул:
– Ну… Шон мой менеджер, он не мог аттестовать меня иначе.
Коултер пропустил эту реплику мимо ушей:
– И ты, несомненно, знаешь Бриджит и Майкла Форсайта?
– Встречался пару раз с Майклом, выполнял для него кое‑какие поручения, – признался Киллиан.
– Он высоко оценил твои усилия, а Майкл знает, что говорит, – закончил Коултер фразу почти шепотом.
Киллиан поморщился. Слова Коултера напомнили ему о том Рождественском сочельнике, когда Киллиан и его приятели не справились со своими обязанностями и Майкл, выставив телохранителей круглыми идиотами, убил их хозяина. Был бы Киллиан японцем, единственным способом сохранить лицо в той ситуации, несомненно, стало бы самоубийство. Но он не был японцем. Он был тинкером, ирландским цыганом, а половина всех пейви, как они сами себя называют, умирает, не дожив до сорока лет. Самоубийство – роскошь, доступная только долгожителям.
– Как поездка? – задал вопрос Коултер.
– Прошла благополучно.
– Тебя доставили сюда на скоростном катере?
– Именно. Почти как в фильмах про Бонда. Я потрясен.
– Какой авиакомпанией пользовался?
– «Кэтэй Пасифик».
– Хорошая авиакомпания. Полностью раскладывающиеся кресла, да?
Киллиан чуть было не съязвил: «Да, места в салоне побольше, чем в чертовой „Коултер Эйр“», но в последнюю секунду спохватился:
– Хороший уровень сервиса. Что нового слышно в мире авиакомпаний?
На сей раз поморщился Коултер:
– Последний день Помпеи. Число пассажиров снижается, расходы на топливо растут, налоги – неподъемные… Они режут курицу, несущую золотые яйца! В курсе, что половину наших рейсов из Лутона мне пришлось отменить? Гребаное БАА… Идиоты, кретины… Вулканический пепел! Боже милосердный! Все плохо… Мы уже в «красной зоне» и, думаю, останемся там и в первом квартале следующего года…
Киллиан кивнул, соглашаясь, и разговор оборвался.
Разумеется, не Киллиан должен был нарушить тишину, но он чувствовал себя не в своей тарелке, наблюдая за Хелен, испытывающей неудобство из‑за их затянувшегося молчания.
– Кстати, я слышал, вы собираетесь стать первой ирландской женщиной‑астронавтом? – Он выпалил первое, что пришло на ум, надеясь подтолкнуть Коултера сменить тему разговора.
– О нет, если только мое мнение что‑то значит! – рассмеялась Хелен.
Коултер засмеялся вместе с ней:
– Но почему нет, дорогая? Когда я открывал авиакомпанию, в пробном рейсе со мной летели Ричард Брэнсон с детьми, Сигурни Уивер и Билл, мать его, Шатнер! Жена‑астронавт придаст мне шику!
Хелен картинно закатила глаза, Коултер нагнулся и поцеловал ее в щеку. В ответ Хелен поцеловала его в губы.
Киллиан улыбнулся. Несмотря на разницу в возрасте и прочие различия, эти двое просто обожали друг друга.
Коултер повернулся к Киллиану:
– Тот полет был затеян ради пиара. Хорошие отношения с Брэнсоном для нас исключительно важны: это же колоссальная реклама в таблоидах! Брэнсон пообещал мне: он полетит первым рейсом при условии, что на самолете не будет Майкла О’Лири – ему забронировали место только на третий рейс.
Киллиан знал об этом эпизоде – читал об ожесточенном соперничестве между Коултером и создателем авиакомпании «Райанэйр» О’Лири, двумя богатейшими людьми Ирландии.
Они еще немного поговорили об авиакомпаниях и самолетах, однако вскоре Коултер повернулся к жене и с извиняющейся улыбкой произнес:
– Дорогая, ты не оставишь нас на минутку? Я хотел бы потолковать с мистером Киллианом наедине.
– Конечно‑конечно, – ответила она.
Коултер помог ей встать. Киллиан тоже поднялся и проводил глазами Хелен до двери.
– Нравится? – спросил Коултер, когда жена ушла.
– Красавица!
– Она из Арпино, – поведал Коултер и покрутил скотч в стакане, прежде чем сделать глоток.
– Я не знаю, где это, – признался Киллиан.
Коултер расстегнул жилет безупречно сшитого синего костюма‑тройки и наклонился вперед.
– Это в… хм‑м… она из… – прохрипел Коултер. – Глаза его превратились в щелочки, пальцы впились в стакан с виски, на лбу задергалась жилка.
– Что с вами, вы в порядке?! – бросился к нему Киллиан.
– Да‑да, я просто… Эта кутерьма… Только не сейчас… Как же она хорошо подгадала момент… Все висит на волоске… Работаешь как проклятый, а толку чуть, – простонал Коултер.
– Сочувствую, – пробормотал Киллиан.
– А потом понимаешь, жизнь‑то – не вечная, – как‑то рассеянно добавил Коултер и, расслабившись, откинулся на спинку дивана. Он закашлялся, сделал еще глоток.
– Что ты пьешь? – Коултер посмотрел на бокал в руках Киллиана.
– Водку с тоником.
– Может?.. – Коултер покачал своим стаканом.
– Отлично.
– Сейчас налью, – сказал Коултер, вставая. Он прошел в бар и наполнил стакан скотчем на два пальца.
Киллиан взял его, вдохнул аромат. Очень насыщенный. Пригубил. У дорогого виски был отменный вкус.
– Мне нравится, – одобрил Киллиан.
– Это виски с острова Айла тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, с коронации Елизаветы Второй. У меня остался последний ящик в мире.
– Превосходное виски!
Двое мужчин пристально посмотрели друг на друга.
– Итак… Майкл Форсайт, – наконец произнес Коултер.
– Что случилось? – насторожился Киллиан.
– Он сказал, что ты мастер своего дела.
Киллиан сделал еще глоток виски и посмотрел в окно. Солнце уже проваливалось в Южно‑Китайское море, а небо окрашивалось во все оттенки фиолетового.
– Ну… сам‑то я не могу судить, хорош я или плох в своем деле, но, если ваша жена все еще в Ирландии, я найду ее. Если же ее в Ирландии уже нет, то гарантий дать не могу.
– Ты сделаешь все возможное, – кивнул Коултер.
– Если она в Ирландии… – с нажимом повторил Киллиан.
– Это я и хотел услышать, – перебил его Коултер.
Киллиан промолчал.
– Арпино – решил все же просветить его Коултер, – это место, где родился Цицерон. Ты слышал о Цицероне?
Киллиан кивнул.
– А знаешь, как он умер?
Киллиан отрицательно покачал головой.
– Он считал Цезаря диктатором. Он прославлял его убийство, но после его смерти Цицерон оказался не на той стороне. Марк Антоний послал своих солдат, и они вытащили Цицерона из дома и отрубили ему голову. Жена Антония приказала вырезать Цицерону язык за оскорбления, которыми Цицерон когда‑то ее осыпал. Вот чокнутые, а?
Киллиан не был согласен с подобной трактовкой исторических событий, однако решил, что Коултер гордится тем, что жена родилась в том же городе, что и знаменитый римлянин, а вовсе не пытается угрожать, как показалось ему вначале.