– Жалко, что меня с тобой не было.
Я спросил:
– Так, значит, ты позвонила Хелен?
Она кивнула:
– И не один раз. И на автоответчике оставила пару ласковых.
– А Хелен сохранила эти сообщения, – сказала Энджи. – И предъявила их судье.
Беатрис кивнула:
– Именно.
– И ты уверена, что Аманда не в Фоксборо.
– Абсолютно.
– Почему?
– Потому что я три дня за этим домом следила.
– Сидела в засаде, – ухмыльнулся я. – Хотя судья тебе именно это и запретил. Черт, Беа, ну ты даешь.
Она пожала плечами:
– С кем бы полиция ни разговаривала, уж точно не с Амандой.
Не переставая щелкать по клавиатуре, Энджи на секунду оторвалась от монитора:
– В школьных базах данных нет никакой информации о Кристине Инглиш. Социальной страховки тоже нет. Медицинских данных – тоже.
– И что это значит? – спросила Беа.
– Это значит, что Кристина Инглиш переехала в другой штат. Или…
– Нашла, – сказала Энджи. – Дата смерти – шестнадцатое сентября тысяча девятьсот девяносто третьего года.
– …что она умерла, – закончил я.
– Автомобильная авария, – сказала Энджи. – Уоллингфорд, Коннектикут. Дата смерти родителей – та же самая.
Беа непонимающе уставилась на нас.
Энджи сказала:
– Аманда пыталась присвоить себе личность Кристины Инглиш, Беа. А ты ей помешала. В базах данных штата Массачусетс нет информации о смерти. Наверняка есть в Коннектикуте – мне нужно будет копнуть поглубже, чтобы выяснить, – но в принципе вполне реально, что кто‑нибудь мог выдать себя за Кристину Инглиш и в пределах штата о подмене никто бы никогда не узнал. Можно получить карточку социальной страховки, подделать трудовую книжку, а потом, если захочется, вписать в нее инвалидность, которую якобы схлопотал на липовой работе, и получать от штата пенсию.
– Или, – добавил я, – она могла в течение месяца набрать кредитных карт и влезть в шестизначного размера долги, расплачиваться по которым покойная Кристина не в состоянии в силу очевидных причин.
– Значит, или Аманда вместе с Хелен и Кенни занималась мошенничеством… – начала Энджи.
– Или пыталась стать другим человеком.
– Но в этом случае она бы не получила два миллиона, которые город обязан ей выплатить в следующем году.
– Резонный довод, – сказал я.
– Хотя, – продолжила Энджи, – если она состряпала себе новую личность, это еще не значит, что она откажется от настоящей.
– Но я ведь перехватила свидетельство о рождении, – напомнила Беа. – Значит, теперь она может быть только самой собой, так?
– Ну, скорее всего, с Кристиной Инглиш теперь покончено, – предположил я.
– Но?
– Но, – сказала Энджи, – поддельные личности – те же аватары из компьютерных игр. Она могла завести себе сразу несколько, если мозгов хватило. Аманда и вправду такая умная?
– Очень, – подтвердила Беа.
С минуту мы молчали. Я заметил, что Беа уставилась на фотографию Габриэллы. Мы сделали ее прошлой осенью. Габби сидела на куче листьев, раскинув в стороны руки, будто позировала для фигурки на вершине трофейного кубка. Улыбка у нее была шире, чем куча листвы, на которой она сидела. Миллионы точно таких же фотографий украшают каминные доски и кофейные столики, тумбочки и телевизоры по всему миру.
Беа продолжала смотреть на снимок, проваливаясь в него.
– Потрясающий возраст, – вздохнула она. – Четыре, пять лет. Весь мир полон чудес и перемен.
Я не мог найти в себе сил взглянуть своей жене в глаза.
– Я посмотрю, что можно сделать, – сказал я.
Улыбкой Энджи можно было бы накрыть весь округ Саффолк.
Беа протянула мне руки через стол. Я сжал их. Они были теплыми, нагретыми от кофейной чашки.
– Ты снова ее найдешь.
– Я сказал, что посмотрю, Беа.
Она устремила на меня исполненный чуть ли не религиозного восторга взор:
– Ты снова ее найдешь.
Я ничего не сказал. Зато сказала Энджи:
– Найдем, Беа. Во что бы то ни стало.
После ее ухода мы сидели в гостиной, и я смотрел на фотографию Беатрис и Аманды, снятую год назад в банкетном зале «Рыцарей Колумба». Они стояли на фоне обшитой деревом стены. Беа глядела на Аманду, и изливавшаяся из нее любовь была как луч света из фонаря. Аманда смотрела прямо в камеру. Жесткая улыбка, жесткий взгляд, челюсть чуть скошена вправо. Некогда светлые волосы теперь стали темно‑каштановыми – прямыми и длинными. Худая, невысокого роста, она была одета в серую футболку с логотипом Ньюбери Комикс, темно‑синюю куртку «Ред Соке» и такого же цвета джинсы. Чуть искривленный нос покрывал легкий налет веснушек, а зеленые глаза были очень маленькими. У нее были узкие губы, острые скулы и угловатый подбородок. Глаза ее отражали столько всего, что я сразу понял – ни одна фотография не смогла бы точно передать, какой была Аманда. Наверное, ее лицо менялось по тридцать раз за пятнадцать минут. Никогда не красивое, но всегда – приковывающее к себе внимание.
– Ого, – сказала Энджи. – Ребенок‑то уже совсем не ребенок.
– Знаю. – Я на секунду прикрыл глаза.
– А чего ты ожидал? – спросила она. – С такой‑то матерью? Если Аманда до двадцати лет не загремит в нарколечебницу, это будет невероятная удача.
– Напомни, зачем я за это взялся? – поинтересовался я.
– Потому что ты хороший человек.
– Не настолько хороший, – сказал я.
Она поцеловала меня в мочку уха.
– Когда твоя дочь тебя спросит, ради чего ты готов пойти на все, неужели тебе не захочется иметь на это ответ?
– Было бы неплохо, – признался я. – Правда. Но эта рецессия, эта депрессия, эта хрен ее поймешь что – вот что мы имеем сейчас, милая. И пропадать она никуда не собирается.
– Пропадет, – отозвалась она. – Когда‑нибудь. Но вот то, что ты сам считаешь правильным, причем прямо сейчас… Вот это – навсегда. – Она повернулась, подтянула ноги, обхватила их за лодыжки. – Як тебе присоединюсь на пару‑тройку дней. Весело будет.
– Весело, ага. А что ты с…
– Помнишь, я прошлым летом с Чудовищем сидела? Вот пора Пэ‑Эр и вернуть мне должок. Посидит с Габби, пока мы с тобой будем искать приключений.
Чудовищем мы прозвали сына подруги Энджи Пегги Роуз – она же Пэ‑Эр. Гэвину Роузу было пять лет, и, насколько я понял, он никогда не испытывал потребности во сне. Вместо этого он предпочитал ломать и курочить все, что подвернется ему под руку. Еще он любил орать безо всякого повода. Его родители находили такие повадки очаровательными. Когда в прошлом году у Пэ‑Эр родился второй ребенок, это событие совпало с кончиной ее свекрови, и именно из‑за этого нам с Энджи пришлось сидеть с Чудовищем целых пять дней. Пять самых длинных дней в истории человечества.
– Она и вправду у нас в долгу, – сказал я.
– Еще как.