Возможно, другим девочкам просто надоело пытаться ее задеть.
Раздался звонок, и на секунду Май Нгьем уставилась в окно, мимо которого пробежала дюжина подростков.
– Знаете, вначале я, возможно, не совсем верно выразилась.
– В каком смысле?
– Я сказала, что Аманда не стала бы убегать из дома. И я верю, что действительно
Я покачал головой.
– Она написала заявление, заполнила все необходимые формы о предоставлении финансовой помощи, даже подала заявки на получение некоторых редких и малоизвестных федеральных грантов. Она начала готовиться в седьмом классе. Мать вообще была не в курсе планов своей дочери.
– Эти слова можно выбить Хелен на надгробии.
Услышав это имя, она слегка закатила глаза:
– Когда я впервые встретилась с Амандой и ее матерью, Хелен, представьте себе, была недовольна. Ее дочь соглашались принять в престижную частную школу, причем платить ей не надо было ни цента, но Хелен только оглядела мой офис и сказала: «Для меня и обычной школы было достаточно».
– Ага, наша Хелен просто блестящий пример успеха бостонской школьной системы.
Май Нгьем улыбнулась:
– Финансовая помощь, стипендии – они могут покрыть практически все затраты, если знать, куда обратиться. И Аманда знала. Преподавание, учебники – все оплачено. Все, кроме обязательного школьного взноса. И долги за него имеют свойство незаметно накапливаться. Аманда платила каждый семестр, наличными. Помню, однажды она часть суммы – долларов сорок, не меньше – внесла мелочью. Чаевые, которые она получила, подрабатывая в забегаловке. Я за всю свою карьеру мало встречала учеников, для которых родители не делали фактически ничего, но которые так упорно трудились, что сразу было понятно – их ничто не остановит.
– Но что‑то ее остановило. Во всяком случае, недавно.
– Вот это‑то меня и беспокоит. Ей светило поступление в Гарвард, на полную стипендию. Или в Йель. Или в Браун. Ей было из чего выбирать. А теперь, если она не вернется, не компенсирует три недели пропущенных экзаменов и лабораторных работ, не восстановит свой средний балл до уровня «отлично», куда ей податься? Она снова покачала головой. – Она не сбежала из дому.
– Жаль.
Она кивнула:
– Потому что теперь вам нужно будет исходить из предположения, что ее похитили. Опять.
– Именно. Как и тогда.
Компьютер тихо пикнул, сообщая о пришедшем письме. Май взглянула на экран и почти незаметно тряхнула головой. Снова посмотрела на меня:
– Знаете, я ведь сама в Дорчестере выросла. Рядом с Авеню, между Сэвин‑Хилл и Филдс‑Хорнер.
– Я тоже неподалеку оттуда.
– Я знаю. – Она пару раз щелкнула по клавиатуре и откинулась в кресле. – Я училась на третьем курсе в Маунт‑Холиок, когда вы ее в первый раз нашли. Я этим расследованием просто одержима была. Каждый вечер торопилась в общежитие, чтобы не пропустить шестичасовые новости. Мы все думали, что она умерла, всю зиму и весну тоже.
– Я помню, – сказал я, в душе жалея, что не забыл.
– А затем – раз! – и вы ее нашли. Столько времени спустя. И вернули ее домой.
– Что вы об этом думаете?
– О том, что вы сделали?
– Ага.
– Вы поступили так, как и должны были поступить, – сказала она.
– О. – Я почти улыбнулся от благодарности.
Она посмотрела мне в глаза:
– Но вы все равно ошиблись.
Открыв школьный шкафчик Аманды, я уставился на учебники, тщательно рассортированные по высоте и разложенные в аккуратные стопки. На вешалке висела куртка «Ред Соке» – темно‑синяя, с красной каймой и красным номером «19» на спине. Кроме нее и книг – ничего. Ни фотографий, ни наклеек, никаких батарей помады или браслетов.
– Значит, она любит собак и «Ред Соке», – сказал я.
– «Ред Соке»? – переспросила Май.
– На моей фотографии она одета в куртку с их логотипом.
– Я ее часто видела в этой футболке. И в другой, но с тем же логотипом. И куртку эту помню. Знаете, я ведь тоже за них болею. Могу до посинения говорить о фарм‑клубах и о логике – точнее, ее отсутствии – в действиях Тео на последнем драфте, все такое.
Я улыбнулся:
– Как и я.
– Но Аманда… Ничего подобного. Я с полдюжины раз пыталась ее разговорить на эту тему, пока не поняла: она даже стартовый состав назвать не может. Не знает, сколько сезонов Уэйкфилд играет в команде и даже сколько раз они выиграли с начала года.
– Стало быть, она болеет за них просто потому, что они местные?
– Хуже. Для нее эта футболка – просто одежда. Цвета нравятся, вот и носит. Не более того.
– Язычница, – сказал я.
– Она была идеальной ученицей, – сказала Стефани Тайлер. – Я серьезно: и‑де‑аль‑ной.
Мисс Тайлер преподавала историю Европы, продвинутый курс. Ей было лет двадцать восемь. Светлые, с пепельным оттенком волосы она затягивала в пучок, где каждая прядь находилась на своем строго определенном месте. Она выглядела ухоженно – и так, словно этот уход был чем‑то само собой разумеющимся.
– Никогда не вызывалась отвечать, но, если спросишь, всегда была готова. В классе никогда не перекидывалась эсэмэсками, не гоняла игры на своем «блэкберри», ничего такого.
– У нее был смартфон?
Она задумалась.
– У Аманды? Хм, нет. Обычный старый мобильник. Вы не поверите, у скольких из этих девочек есть смартфоны. Даже у пятиклассниц. А у некоторых –
– Идеальная ученица, – повторила мисс Тайлер. – Не прогуливала, всегда отвечала, и обычно правильно, после занятий отправлялась домой и делала уроки. О большем и просить нельзя.
– Друзья у нее были?
– Только Софи.
– Софи? – переспросил я.
– Софи Корлисс. Ее отец – местный фитнес‑воротила, кажется? Брайан Корлисс. Иногда дает советы зрителям на пятом канале, в новостях.
Я покачал головой:
– Я смотрю только «Ежедневное шоу» с Джоном Стюартом.
– А откуда же тогда новости узнаете?
– Из газет.
– Ясно, – проговорила она, и глаза ее остекленели. – В любом случае он довольно известная личность.
– О’кей, – сказал я. – И его дочь?.