– Вам виднее, – согласился я. – Но после того как Софи переехала к вам и вы сгладили все неровности, отношения у вас сложились нормальные?
– Вполне. Года три все было просто отлично. Конечно, смерть матери и переезд из Нью‑Гемпшира для нее бесследно не прошли, но в целом… Полный порядок. Уважала старших, каждое утро застилала свою постель, с Донной не конфликтовала, училась хорошо.
Я улыбнулся, чувствуя тепло его воспоминаний:
– А о чем вы разговаривали?
– В смысле?
– Ну к примеру, – заговорил я. – Мы с дочкой любим фотографировать. У меня есть такая черная зеркалка, а у нее – розовая детская мыльница, и мы…
– Я хочу сказать, – он чуть поменял позу, – мы не столько разговаривали, сколько делаличто‑нибудь вместе. Ну, например, я убедил ее вместе с Донной заняться бегом и пилатес‑йогой, это очень их сблизило. И она постоянно навещала меня в фитнес‑центре, которым я управляю, в Воберне. Том самом, с которого началась моя компания. Мы там снимаем выпуски для утреннего воскресного шоу, оформляем почтовые заказы там же. Она здорово нам помогала. Действительно здорово.
– А потом?
– А потом она будто войну нам объявила, – сказал он. – Безо всякого повода, на ровном месте. Я говорю «черное», она скажет «белое». Если на ужин цыпленок, то она теперь вегетарианка. По дому если что‑то и делала, то спустя рукава – хотя, если честно, вообще почти ничего не делала. А после того как Бэ‑Эм родился, она окончательно от рук отбилась.
– Бэ‑Эм?
Он указал на фотографии мальчика:
– Брайан‑младший.
– А, – сказал я. – Бэ‑Эм.
Он повернулся ко мне, держа руки на коленях.
– Я ведь не надсмотрщик. В этом доме есть всего несколько правил, но их соблюдают все. Понимаете меня?
– Конечно, – сказал я. – С детьми без правил нельзя.
– Так вот. – Он начал перечислять по пальцам. – Никакой ругани, никаких сигарет, не водить мальчиков к себе, если меня нет дома, никаких наркотиков и алкоголя, и я должен знать, на какие сайты она заходит.
– Вполне разумно, – кивнул я.
– Плюс никакой яркой помады, никаких ажурных чулок, никаких друзей с татуировками или кольцом в носу, никакого фастфуда, полуфабрикатов, газировки.
– О, – не удержался я.
– Именно, – промолвил он так, будто я только что продемонстрировал ему свое полнейшее одобрение. Он наклонился ко мне: – От фастфуда у нее прыщи появились. Я ей так и сказал, но она меня и слушать не захотела. А ее гиперактивность и неспособность концентрироваться на уроках – от сахара. Из‑за этого оценки у нее поползли вниз, а вес – вверх. Отвратительный пример для Бэ‑Эм.
– Ему же года три всего, разве нет? – спросила Энджи.
Широко раскрытые глаза, энергичные кивки.
– Он очень впечатлительный. Вы не думаете, что эпидемия ожирения начинается в самом раннем возрасте? И кстати, кризис образования тоже надо учитывать. Энджела, все это взаимосвязано. А Софи со своими постоянными истериками и полным отсутствием самоконтроля подавала нашему сыну отвратительный пример.
– Переходный возраст, – сказала Энджи. – И школа. Две вещи, от которых у любой девчонки крыша бы поехала.
– Я это понимаю, – кивнул он. – Но недавние исследования показали, что излишняя опека – главная причина, по которой у наших школьников наблюдаются задержки в развитии.
– До сих пор не верится, что его отменили, – добавил я.
– До сих пор не верится, что его отменили, – добавил я. – Гениальный был сериал.
– Что?
– Пардон, – извинился я. – О другом задумался.
Думаю, не будь в комнате свидетелей, Энджи меня прямо там и пристрелила бы.
– Так что, говорите, случилось дальше?
– Переходный возраст, я это понимаю. Честное слово, понимаю прекрасно. Но правила есть правила, и нарушать их нельзя. А она? Отказалась. В конечном итоге я поставил ей ультиматум – или она сбросит десять фунтов за сорок дней, или может убираться из дома.
Под полом что‑то завыло – что‑то механическое, – а затем мы услышали, как горячий воздух с шипением начал сочиться сквозь половицы.
– Извините, – сказала Энджи. – Я, видимо, не расслышала. Вы поставили ее перед выбором: или диета, или вы лишаете ее крыши над головой?
– Вы слишком все упрощаете, ситуация была гораздо сложнее.
– А, значит, я чего‑то не понимаю? – кивнула Энджи. – Так объясните мне, Брайан, что же я поняла не так?
– Дело не в том, что я собирался лишить ее некоторых вещей…
– Пищи и крова, – сказал я.
– Да, – кивнул он. – Дело не в том, что я чего‑то ее лишил, а в том, что я пригрозилей, что сделаю это. И только в том случае, если она не проявит наконец уважения и к себе, и к нам. Я хотел превратить ее в сильную, гордую американскую женщину, обладающую моральными ценностями и чувством собственного достоинства.
– И какие же моральные ценности она усвоит, сбежав из дома? – спросила Энджи.
– Ну, я вообще не думал, что до этого дойдет. Как видите, я ошибался.
Энджи окинула взглядом кухню, затем прихожую. Моргнула несколько раз. Закинула лямку сумочки обратно на плечо и поднялась из кресла. Беспомощно улыбнулась мне:
– Слушай, я больше не могу. Просто не могу тут сидеть. Выйду, подожду тебя на крыльце, хорошо?
– Ладно, – сказал я.
Она протянула руку растерявшемуся Брайану Корлиссу:
– Была рада знакомству, Брайан. Если увидите дым за окном, пожарных можете не вызывать – это просто я там курю.
Она ушла. Брайан и я остались сидеть на диване, окруженные тихим шипением просачивающегося в дом тепла.
– Так она курит? – спросил он.
Я кивнул.
– И от чизбургера с колой тоже не отказывается.
– И при этом таквыглядит?
– Как выглядит?
– Так хорошо? Ей сколько, тридцать с мелочью?
– Сорок два. –Не буду врать, выражение его лица меня здорово повеселило.
– Пластику делала, да?
– Господи, нет, – сказал я. – Хорошая наследственность плюс куча нервной энергии. Ну и к тому же она часто ездит на велосипеде, хотя и без фанатизма.
– Хотите сказать, что это я фанатик?
– Вовсе нет, – сказал я. – У вас работа такая, и такой образ жизни вы для себя выбрали сами. Ради бога, собственно. Надеюсь, вы до ста лет доживете. Просто я заметил, что люди иногда думают, будто их образ жизни как‑то связан с моральным обликом.
Какое‑то время мы оба молчали. Сделали по глотку каждый из своей бутылки.
– Я все думал, что она вернется, – тихо сказал он. – Софи.
Брайан сидел опустив взгляд на ладони.
– Знаете, после нескольких лет ее постоянных выкрутасов – и это притом что у нас новорожденный на руках… Так вот, я подумал, что, может, есть смысл вернуться к воспитанию по старинке.