Она откинулась на спинку стула и подняла глаза к потолку.
– Уэсли в девять лет выиграл чемпионат страны по шахматам. Подумайте об этом. В девять лет он был умнее всех мальчиков до пятнадцати лет в целой стране. Первый нервный срыв у него произошел в десятилетнем возрасте. Больше он никогда не играл в шахматы. – Она опустила глаза, пригвоздив нас к месту своим тусклым взглядом. – Он больше вообще никогда
– Записываю, – сказал я.
– Живет на Медфорд‑стрит, дом тридцать пять.
– В квартале Медфорд?
– В квартале Эверетт.
– Телефон?
Она продиктовала номер телефона.
– Полагаю, теперь вы удовлетворены, – сказала Диана Борн.
– Абсолютно, – согласилась Энджи. – Приятно было иметь с вами дело.
Доктор Борн вывела нас через кабинет в приемную. Мы пожали друг другу руки.
– Знаете, Карен это все не одобрила бы.
Я отступил на шаг назад.
– В самом деле?
Она обвела рукой приемную.
– Ей бы не понравилось, что вы мутите воду. Мараете ее репутацию. Она весьма болезненно относилась к соблюдению внешних приличий.
– А как вы думаете, она достаточно прилично выглядела, когда копы нашли ее тело после прыжка с двадцать шестого этажа? Что скажете, доктор?
Она натянуто улыбнулась:
– До свидания, мистер Кензи. До свидания, мисс Дженнеро. Полагаю, больше мы никогда не встретимся.
– Полагайте сколько вам угодно, – сказала Энджи.
– Но надеяться на это вряд ли стоит, – добавил я.
Я позвонил Буббе из машины.
– Чем занят?
– Только что с самолета. Привет от краснорожих ирландских алкашей, – ответил он.
– Удачно съездил?
– Ага. Насмотрелся на кучу злобных карликов. И даже не спрашивай, на каком языке они говорят, потому что это точно не английский.
Я изобразил свой лучший североирландский акцент:
– Ну чё, паря, твой корешок тя норма‑а‑ально принял?
– Чего?
– Слышь, Роговски, у тя чё, ухи позакладывало?
– Кончай, – сказал Бубба. – Шутник хренов.
Энджи коснулась моей руки:
– Хватит его мучить, в самом деле.
– Мы тут с Энджи, – сказал я.
– Да ну? Где?
– В районе Бэк‑Бей. И нам нужен курьер. Требуется кое‑что доставить.
– Бомбу? – В его голосе прорезались нотки возбуждения, как будто у него завалялась пара‑тройка бомб, от которых ему не терпелось избавиться.
– Да нет, просто диктофон.
– А‑а, – проговорил он враз поскучневшим голосом.
– Да ладно тебе, – сказал я. – Не забывай: Эндж с нами. Потом вместе сходим выпить.
Он хрюкнул:
– Дерганый Дули говорит, ты уже забыл, как это делается.
– Ну, значит, научишь меня, братишка.
– Я так понимаю, – сказала Энджи, – мы проследим за доктором Борн до ее дома и подкинем ей диктофон?
– Ага.
– Дурацкий план.
– У тебя есть лучше?
– Пока нет.
– Как ты думаешь, она замазана в этом деле? – спросил я.
– Что‑то с ней явно не так, – согласилась Энджи.
– Значит, будем следовать моему плану. Пока не появится лучше.
– Да уж, надо что‑нибудь получше. И я придумаю что. Ты уж мне поверь. Точно придумаю.
В четыре возле подъезда дома, где располагался кабинет доктора Борн, остановился черный БМВ. Водитель некоторое время посидел в салоне, покуривая, а затем выбрался наружу и облокотился о передний капот. Невысокого роста, одетый в зеленую шелковую рубашку, заправленную в узкие черные джинсы.
– Рыжий, – сказал я.
– Что?
Я ткнул пальцем в парня.
– И что? На свете много рыжих. Особенно в этом городе.
В дверях показалась Диана Борн. Рыжий водитель поднял голову и приветственно кивнул ей. Она еле заметно покачала головой. Парень непонимающе пожал плечами. Она спустилась по ступенькам крыльца и прошла мимо него быстрой целеустремленной походкой, опустив голову и не глядя в его сторону.
Парень проследил за ней взглядом, а затем медленно повернулся и осмотрел улицу, как будто внезапно почувствовал, что за ним наблюдают. Швырнул на тротуар недокуренную сигарету и забрался в БМВ.
Я позвонил Буббе, который сидел в своем фургоне, припаркованном на Ньюбери.
– Изменение плана, – сказал я. – Следим за черным БМВ.
– Да как скажешь, – ответил он и повесил трубку. Мистер Невозмутимость.
– А зачем нам за ним следить? – спросила Энджи.
Я пропустил перед собой две машины и вырулил на дорогу.
– Затем, что он рыжий, – сказал я. – Затем, что Борн с ним знакома, а вела себя так, как будто в первый раз его видит. Затем, что непонятно, с какого он тут боку.
– С какого боку?
Я кивнул:
– С какого боку.
– В каком смысле?
– Не знаю. Словечко понравилось. Слышал в сериале «Мэнникс».
Мы ехали за БМВ на юг по направлению из города. По пятам за нами следовал Бубба в черном фургоне. Особой ловкости от него не требовалось – в этот час весь город стоял в пробках.
Начиная с Олбани‑стрит мы двигались со средней скоростью шесть миль в год. Так мы проползли через Южный Бостон, Дорчестер, Квинси и Брейнтри. Целых двадцать миль, и всего за час с четвертью. Добро пожаловать в Бостон. Мы, блин, живем в этих пробках.
Со скоростной трассы БМВ свернул на Хингэм, и еще с полчаса мы бампер в бампер тащились по влажной и корявой полосе шоссе 228. Миновали Хингэм – сплошные белые колониальные особняки, белый штакетник и белые люди, – за которым потянулись электростанции и гигантские газгольдеры под линиями электропередачи. Наконец черный БМВ привел нас в Нантакет.
В недавнем прошлом обычный замызганный курортный поселок, весь в тусклом неоне, как заштатное шапито, привлекавший байкеров и теток с обвислыми животами и жидкими волосами, Нантакет‑Бич превратился в стерильно чистый городок, словно сошедший со страниц рекламного буклета, стоило местным властям снести стоявший на пляже парк аттракционов. Исчезли аляповатые карусели и облезлые деревянные клоуны, в которых надо было попасть мячом, чтобы выиграть полудохлую рыбку гуппи в полиэтиленовом пакете с водой. От американских горок, когда‑то считавшихся самым опасным аттракционом в стране, не осталось ни следа – их изогнутый динозаврий скелет расколошматили на части и вырвали из земли с корнем, чтобы построить на освободившемся месте жилые дома. От прежних времен сохранились только сам океан да пара‑тройка павильонов с игровыми автоматами, купающихся в липком оранжевом свете.
Скоро снесут и их, заменив кофейнями. Жидкие волосы объявят вне закона, и, как только атмосфера веселья окончательно покинет эти места, ни у кого не останется сомнений, что прогресс налицо.