Придирчиво‑строгий и исключительно добросовестный человек, приверженец предписанных правил, он не умел потихоньку выпускать вспыхивающий при каждой неприятности и быстро разгорающийся гнев, который бурлил в нем и всячески вредил его здоровью.
В настоящий момент аудиторию полковника составляли восемь человек, весьма встревоженный губернатор, Марика, священник и врач, который чему‑то усмехался, стоя у главного входа в «Имперский отель», а также Пирс, О'Брайен и Дикин, находившиеся немного поодаль и внимательно наблюдавшие за полковником. Восьмым был злополучный сержант Белью. Он стоял в положении «смирно», насколько это было вообще возможно сделать, сидя верхом на норовистой лошади. Взгляд его был устремлен куда‑то вдаль, через левое плечо полковника. К вечеру похолодало, но Белью был мокрым от пота.
– Всюду? – Клэрмонт ни на йоту не поверил тому, что только что сообщил ему сержант Белью. – Вы действительно искали всюду?
– Да, сэр.
– В этих краях офицеры Соединенных Штатов едва ли привычное зрелище.
Их просто не могли не заметить.
– И тем не менее, никто из тех людей, с кем мы разговаривали, их не видел. А мы спрашивали всех, кого встречали.
– Это просто невозможно, сержант! Невозможно!
– Да, сэр... то есть нет, сэр... – Белью теперь смотрел прямо в лицо полковнику. Потом сказал спокойно и удрученно:
– Мы не нашли их, сэр.
Физиономия полковника приняла угрожающее выражение. Не нужно было иметь богатое воображение, чтобы понять, что лава его ярости вот‑вот выплеснется наружу.
Пирс поспешно вышел вперед и предложил:
– Может быть, это удастся сделать мне, полковник? Я смогу собрать двадцать‑тридцать человек, знающих все ходы и выходы, а видит бог, их в этом городишке великое множество! За какие‑нибудь двадцать минут мы найдем ваших офицеров, если они действительно в городе.
– Отлично, шериф! Сделайте это, пожалуйста! И спасибо вам! Мы отбываем через двадцать минут. Будем ждать вас в депо.
– Хорошо. Услуга за услугу, полковник. Вы не могли бы отрядить двух‑трех человек, чтобы доставить арестованного в поезд?
– Арестованного? – Клэрмонт не скрывал своего презрения. – Насколько я понял, он едва ли человек насилия.
Пирс кротко заметил:
– Это зависит от того, что вы понимаете под насилием, полковник. Там, где насилие относится к нему самому... Ну, вы поняли, что он не любитель драк в кабаке. Но если судить по его прошлому, он вполне в состоянии сжечь «Имперский отель» или подорвать ваш любимый эшелон – стоит мне только отвернуться.
Оставив Клэрмонта с этой веселой альтернативой, Пирс поспешил в отель.
– Кстати, отзовите своих людей, Белью! Сопроводите арестованного в эшелон, – приказал Клэрмонт. – Свяжите ему руки за спиной и наложите на него путы – восемнадцатидюймовые, конские. А то наш новый друг того гляди улетучится без следа!
– О, боже ты мой! Да кто вы такой!? – в тоне Дикина, слегка вызывающем, звучал гнев. – Вы не имеете на это право! Вы не блюститель закона! Вы всего лишь военный.
– Всего лишь военный!? Вы понимаете... – Клэрмонт сдержался и произнес с некоторым удовлетворением:
– Сержант Белью, давайте двенадцатидюймовые.
– С удовольствием, сэр! – сержант был явно доволен, что гнев полковника обратился на их общего антагониста.
Будучи исполнительным, Белью вытащил свисток, набрал в легкие воздух и три раза пронзительно свистнул. Клэрмонт передернул плечами, жестом приказал остальным следовать за ним и направился в сторону депо. Из дверей отеля уже выползла толпа, которую едва ли можно было охарактеризовать, как сборище убогих, хромых и слепых, но эта процессия довольно близко подходила к этой категории.
Клэрмонт передернул плечами, жестом приказал остальным следовать за ним и направился в сторону депо. Из дверей отеля уже выползла толпа, которую едва ли можно было охарактеризовать, как сборище убогих, хромых и слепых, но эта процессия довольно близко подходила к этой категории.
Пирс присоединился к ним, и, по‑видимому, уже дал какие‑то указания.
О'Брайен видел, как эта седобородая толпа рассыпается в разных направлениях, и неодобрительно качнул головой.
– Если бы они искали клад, состоящий из виски, я бы поставил на них все деньги, но...
– Знаю, знаю, – бросил Клэрмонт, подавленный этим зрелищем и зашагал к депо еще быстрее. Там уже клубились облака пара и дыма. Банлон выглянул из кабины локомотива и поинтересовался:
– Ну как, нашли их, сэр?
– Боюсь, что их не найдут, Банлон. Машинист помолчал и нерешительно осведомился:
– Может спустить пары, полковник.
– Нет, зачем?
– Вы считаете, что мы отправимся независимо от того, объявятся ли капитан с лейтенантом или нет?
– Именно так я считаю. Через пятнадцать минут, Банлон, ровно через пятнадцать минут!
– Но капитан Оукленд и лейтенант Ньювелл...
– Им придется догонять нас на следующем поезде.
– Но ведь он может пойти весьма не скоро, сэр...
– В данный момент я не могу позволить себе проявлять заботу о капитане и лейтенанте! – он повернулся к остальным и указал им на первый вагон.
Полковник Клэрмонт почти ничего не смыслил о железнодорожном транспорте, но у него был прирожденный инспекторский глаз, к тому же он был комендантом этого эшелона и считал своим долгом внимательно и ревниво следить за любой своей собственностью, даже если эта собственность принадлежала ему временно.
Первый вагон состоял из своего рода салона, где офицеры проводили дневные часы и куда только что с благодарностью скрылся губернатор. В нем находились спальные купе офицеров, губернатора, его племянницы и столовая для офицеров. Второй вагон вмещал походную кухню, купе, где спали буфетчик Генри и повар Карлос, и спальные купе офицеров, не попавших в первый вагон. Третий вагон был багажным. В четвертом и пятом везли лошадей.
Передняя часть шестого вагона была отведена под кухню для солдат, а остальная его часть и весь седьмой вагон были предоставлены солдатам.
Клэрмонт дошел уже до восьмого вагона, когда услышал стук копыт. Он повернулся и увидел, как сержант Белью вел Дикина. В левой руке он держал веревку, другой конец был затянут петлей на шее Дикина, который не испытывал от этого наслаждения. Связанный двенадцатидюймовыми путами, он был вынужден передвигаться маленькими прерывистыми шажками и больше походил на марионетку, чем на человеческое существо. Как только полковник заметил, что Белью передал Дикина О'Брайену, он толкнул дверь и вошел вовнутрь тормозного вагона.
По сравнению с холодным воздухом снаружи, в тормозном вагоне было жарко и даже угнетающе душно. Причина была налицо: печурка, стоящая в углу, была так усердно набита дровами, что ее верхняя чугунная часть раскалилась до малинового свечения. По одну сторону от печки, в ящике, лежали дрова, дальше шкафчик с провизией и еще дальше большое тормозное колесо. По другую сторону печки стояло массивное кресло, а рядом на полу лежал матрац, на котором возвышалась груда полинявших солдатских одеял и нечто похожее на пару медвежьих шкур.
Почти утонув в глубоком кресле, читая книгу через очки в стальной оправе, в кресле сидел человек, которого можно было назвать не иначе, как седовласым ветераном. Для защиты от сквозняка он был укутан от пояса до щиколоток толстым индейским одеялом. При появлении Клэрмонта тормозной шевельнулся, учтиво снял очки и уставился на полковника бледно‑голубыми водянистыми глазами.
– Вы оказала мне большую честь, полковник Клэрмонт, удостоив меня своим посещением, – удивленно промолвил тормозной.