Гуревич . Нет, ты только посмотри, староста! Значит, все‑все было не напрасно, все революции, религиозные распри…
Прохоров . Улицы я уже переименовал, эстрадных вокалистов утопил. Теперь уже пора бы…
Гуревич . Да, да. Теперь уже пора бы менять этикетки. А то ну, что это за преснятина? «Юбилейная», «Стрелецкая», «Столичная»… Когда я это вижу, у меня с души воротит. Водяра должна быть, как слеза, и все ее подвиды должны называться слезно. Допустим так: «Девичья Горючая», пять рублей двадцать копеек, «Мужская Скупая» – семь рублей. «Беспризорная Мутная» – четыре семьдесят. «Преступная Ненатуральная» – четыре двадцать. «Вдовья Безутешная» тоже не очень дорого: четыре сорок. «Сиротская Горькая» – шесть рублей. Ну и так далее. Но только прежде чем ломать Россию на глазах изумленного человечества, надо бы вначале ее просветить…
Прохоров . Вот‑вот. Наша запущенность во всех отраслях знания… подумать страшно! Я, например, у очень многих спрашивал: сколько все‑таки граней в граненом стакане? Ведь у каждого советского стакана одинаковое количество граней. И представь себе – никто не знает. Из ста сорока пяти опрошенных только один ответил правильно, и то невзначай. Пока не поздно, я думаю, не начать ли в России эпоху Просвещения?…
Гуревич . Так мы ее уже начали. Пока – в пределах третьей палаты. А там, смотришь… Ну, чем был наш народ до нас? Вялый демонизм, унылое сумасбродство. Бесшабашность, сотканная из зевот. Ни в ком – никакого благородия, никакого степенства, ни малейшего превосходительства. А уж о высочестве, тем более о величестве, и говорить не приходится. Когда я, будучи на воле, глядел на наших русских, я бывал иногда так переполнен скорбью, что с трудом втискивался в автобус…
Прохоров(патетически). Я тоже. Я считаю, что мы немножко недоделаны и недоношены. Но в нас есть заколдованность. Я чувствую это по себе, а сегодня ночью особенно…
Гуревич . Ничего, ничего. Доносим, расколдуем, доделаем. А если в ком есть еще полузадушенность и недоразвитость – так это тоже легко поправимо…
Тем временем Алеха, Витя, Коля, Сережа и Михалыч медленно приближаются к двум мыслителям и смотрят на них с разной степенью обожания.
Прохоров . Алеха?!
Алеха . Мы все тут.
Прохоров . И хорошо, что все.
Гуревич . Вот именно. Там, на вонючем Западе, там тоже все только и делают, что стоят в очередях за бесплатной похлебкою. Ватикан им выдает похлебку или еще кто – не знаю, но они глядят при этом в сторону России и думают… О чем же они там думают, я тоже не знаю, – но как бы то ни было, мы должны быть постоянно начеку и готовить себя к подвигу! А вы готовите себя к подвигу?
Витя . Еще как готовим!
Гуревич . Ну, вот и прекрасно. (Обносит нанапитком всех поочередно. Продолжает при этом) В сущности, мне их жалко. Мы с вами сейчас тоже тремся в очереди – но ведь не за жалкой ватиканской похлебкой, а за предметом высшей категории! Это тоже надо понимать!… И потом – они разобщены: у каждого свой трепет, свое урчанье в животе. У нас – один трепет и одно урчанье!
Алеха . Ура!
Прохоров . Это ты к чему, дурак, крикнул «ура»?
Алеха . А потому, что они разобщены. И мы их передушим, как котенков.
Прохоров . Как ты думаешь, Гуревич: передушим?
Гуревич . Да душить‑то пока зачем? Так уж сразу и душить! Миротворнее нас – нет среди народов. Но если они и дальше будут сомневаться в этом, то в самом ближайшем будущем они и впрямь поплатятся за свое недоверие к нашему миролюбию. Ведь им, живоглотам, ни до чего нет дела, кроме самих себя. Ну, вот Моцартова колыбельная: «Спи, моя радость, усни»… «Кто‑то вздохнул за стеной – что нам за дело, родной? Глазки скорее сомкни…» И так далее.
Ведь им, живоглотам, ни до чего нет дела, кроме самих себя. Ну, вот Моцартова колыбельная: «Спи, моя радость, усни»… «Кто‑то вздохнул за стеной – что нам за дело, родной? Глазки скорее сомкни…» И так далее. Им, фрицам, значит, наплевать на чужую беду, ни малейшего сочувствия чужому вздоху. «Спи, моя радость»… Нет, мы не таковы. Чужая беда – это и наша беда. Нам есть дело до любого вздоха, и спать нам некогда. Мы уже достигли в этом такой неусыпности и полномочности, что можем лишить кого угодно не только вздоха, тяжелого вздоха за стеной, – но и вообще вдоха и выдоха. Нам ли смыкать глаза!
Прохоров . Я понял так, что все‑таки душить. Только вот не знаю, с кого начать. Наверное, все‑таки с фрицев.
Гуревич . Помилосердствуй, Прохоров! Каких еще фрицев? Для того чтобы фриц не дышал, нам не понадобится даже качнуть левой ногой. Да фриц уже, по существу, и не дышит!
Витя . Я бы голландцев за их летучесть…
Михалыч . Тогда уж и жидов за их вечность…
Прохоров . Тссс!… Я предлагаю, Гуревич, лишить Адмирала следующей порции напитка. И заодно разжаловать его в юнги. За вульгаризм…
Гуревич . Мы, пожалуй, так и сделаем.
Алеха . А меня вот лично интересуют Британские острова.
Гуревич . Ну, с Британией нечего и сюсюкать. Уже Геродот не верил в ее существование. А почему мы должны быть лучше или хуже Геродота? Надо, чтобы все достоверно убедились, что ее в самом деле не существует, – а для этого приложить одно, самое незначительное усилие…
Прохоров . А янки в это время пусть чуточек потрепещут. Пусть у них будут поганые, бессонные ночи, нечего с ними гудбайничать…
Коля . Но вот… если мне прикажут душить скандинавов… так за что мне их душить? Они ведь такие белокурые‑белокурые, такие нивчемневиноватые‑нивчемневиноватые…
Гуревич . Ты ошибаешься, Коля. Их надо пропесочить для начала за то, что своих зловонных викингов и конунгов они считают пращурами наших великих князей. И потом – за Квислинга и вообще за то, что они мореплаватели…
Прохоров(подхватывает). И за то, что они вольно разгуливают по обоим, нашим, исконно русским полосам. Стервецы они, а никакие не мореплаватели… К ногтю! – я так считаю…
Михалыч . До скорой встречи, дорогие товарищи моряки! А бескозырку передайте Настеньке. Все. (Как простреленный навылет, валится у обочины постели и храпит навеки)
Гуревич . Что это с ним? Шутит он или?…
Прохоров . Юнгу просто немножко укачало нашими штормами. Это ничего… С итальянками, например, мы и без него управимся. Пустее племени Господь от веку не сотворял. Им бы только все время обниматься, и ничего другого у них нету. Взять хотя бы этих… Сакко и Ванцетти. Вообще‑то обниматься пусть обнимаются. Сакко прекрасен и телом и душою. У Ванцетти – души и в помине нет, зато какие формы! Что спереди, что сзади! Но формы– то формами, а зачем бросать в еловый костер, как головешку, нашего партийного товарища Джордано Бруно? Да будь я итальянец, как бы я осмелился взглянуть в русские глаза после этого!…
Алеха . Эх, разбередил ты меня этими… формами прекрасной Ванцетти! Полячку бы мне!…
Прохоров . Не будет полячек!
Витя . А их‑то за что? За Тараса Бульбу?…
Гуревич . Плевать в твою Бульбу!… За то, что они опередили нас в географической приближенности к Европе и…
Прохоров . И в исторической ненависти к жидам…
Алеха(в подражание своему патрону). У меня есть предложение: разжаловать товарища Прохорова в мои ординарцы за вульгаризм и лишить предстоящей рюмахи…
Гуревич . Ну, это уж слишком! Шутнику надо просто дать немножко по шеям…
Прохоров подходит к Алехе и слегка дает ему «по шеям».