Увиделтолько,чтоКонстантин
Гаврилович безусловно инедвусмысленномертв.Атеперьповернуллампу,
приподнял ему голову ивижу-выходное-тоотверстиечерезлевыйглаз.
Сначала подумал только: в закрытом гробухоронитьпридется.Апотомкак
ударило: кто ж этак стреляется, чтоб пуля в правое ухо вошла да черезлевый
глаз вышла ? И револьвердлинноствольный,"смит-вессон".Такирукуне
вывернешь.Нет,господа,тутявноеубийство,довольнонеуклюже
замаскированное под самоубийство. Это ясно и без полиции...
Все по-прежнемусовершеннонеподвижныитолькоследятглазамиза
Дорном, медленно
расхаживающим по сцене.
Я полагаю, было так. Константин Гаврилович стоял удвери,ведущейна
террасу, - точно такой же, как вотэта.Кто-товошел.Взялссекретера
револьвер, который зачем-то лежал там поверх бумаг - на листке осталось едва
различимое, но свежее пятно оружейного масла. Потом этот кто-топреспокойно
- впрочем, может быть, очень даже и неспокойно, но это не важно -дождался,
пока Константин Гаврилович отвернется, взял револьвер, взвел курок,вставил
ствол в ухо и выстрелил.
Полина Андреевна (сердобольно). Ох!
Маша снова резко отворачивается. Шамраевсновакрестится.Медведенко
снимает и
надеваеточки.Тригоринприставляетсебепалецкправомуухуи
поворачивает то так,
то этак. Сорин откатывается на кресле подальше от всех.
Аркадина. "И сок проклятой белены в отверстье уха влил..."
Сорин. Но позвольте, если так, то получается, что Костеньку убили почти
что у нас на глазах! Убийца где-то здесь, совсемблизко!Оннемогуйти
далеко!
Дорн (пожав плечами). А зачем ему было уходить? Константина Гавриловича
застрелил кто-то из своих, кого он хорошо знал и чьемупоявлению,судяпо
всему, нисколько не удивился.
Повторяется стоп-кадр, только теперь он короче.
Аркадина.Нопочтивсебыливэтойкомнате!ИмысБорисом
Алексеевичем, и вы,иИльяАфанасьевичсПолинойАндреевной,иМарья
Ильинична. Кого здесьнебыло?(Оглядывается.)Братосталсядрематьв
столовой, но он очень слаб и без посторонней помощипройтидотеррасыне
мог. Остается только (поворачивается к Медведенке и не можетвспомнитьего
фамилию)... господин учитель.
Все смотрят на Медведенку.
Медведенко. Господа, господа, клянусь вам... Я сиделвбуфетной,пил
чай. Потом услышал крик Маши... Нет-нет, разве я бы... (Сбивается.)
Дорн. М-да. Я, собственно, не успел сообщить вам вторую новость.
Открыл
саквояж, чтобы взять бинт, и вдруг вижу: склянка с эфиромивсамомделе
лопнула, причем совсем недавно.
Шамраев. Ну и что?
Дорн. А то, драгоценный Илья Афанасьевич, что треск, который мытутс
вами слышали, был вовсеневыстрелом,авзрывомэфира.Из-занеплотно
закрытойкрышечкивсклянкупрониквоздух,образоваласьвзрывчатая
перекисная смесь - и ба-бах! Если подержать склянку с эфиром над свечкой,а
после не закрыть как следует,тонепременнохряпнет.Уменятакоеуже
бывало: пьяный фельдшер плохо засунул пробку, а пузырек нагрелся на солнце.
Шамраев.Погодите,головакругом.НоразКонстантинГаврилович
застрелен, значит, выстрел-то все-таки был?
Дорн. Был. Однако несколькими минутамиранее,когдавэтойкомнате
никого из нас еще не было. Мыужеотужиналиивсе-илипочтивсе-
разбрелись по дому.
Тригорин. То есть вы хотите сказать...
Дорн (чеканно). Что Константина Гавриловича мог убить любой из нас.
Все приходят в движение.
Разумеется, исключительно теоретически.
Шамраев. Ну вас с вашимитеориями!Эточто-тонепо-русски.Сразу
видно, что вы немец!
ПолинаАндреевна.КактыможешьтакразговариватьсЕвгением
Сергеевичем! Если бы не его открытие, единственным подозреваемым был бы твой
зять.
Дорн. Спасибо на добром слове, Полина Андреевна. Что же донемечества,
то я не в большей степени немец, чемвы,ИльяАфанасьевич,татарин.Мои
предки, фон Дорны, переехали в Россию ещеприАлексееМихайловиче,очень
быстро обрусели и ужаснорасплодились.ОднипревратилисьвФондорновых,
другие в Фандориных, наша же ветвь усеклась простодоДорнов.Ноэтоиз
области истории и к делу не относится.Унассвамитутсовсемдругая
история, и пренеприятная. Хорошо бы поскорей в нейразобраться,желательно
еще до прибытия полиции.Нетовыйдетскверно.Затаскаютподопросам,
убийцу, разумеется, ненайдут,инакаждомизнасдоскончаниядней
останется пятно: а ну как именно он-то и убил? Вы наших соседей знаете. Ая
врач. Кому нужен врач-убийца?Этаквсюпрактикурастеряю.Начтожить
прикажете?
Аркадина. Ну, на всех подозрение не падет, я - мать.
Сорин. А я любил Костю, как родного сына. Никто не любилего,какя.
(Испуганно оглядывается на Аркадину и виновато опускает голову.)
Маша (повернувшись). Никто не любил Костю, как вы? Да что вы знаете про
любовь? (Неприятно смеется и снова отворачивается.)
Медведенко (поспешно). А я всегда относился к Константину Гавриловичу с
глубочайшим уважением.