- Ерунда, до города дотянем, - сказал Том.
- Зачем же, когда вот рядом гараж, - возразила Джордан. - Совсем невесело застрять где-нибудь на дороге в такое пекло.
Том с досадой затормозил, мы въехали на пыльный пятачок перед вывеской Джордана Уилсона и круто остановились. Минуту спустя сам хозяин
показался в дверях своего заведения и уставился пустым взглядом на нашу машину.
- Нельзя ли поживей? - грубо крикнул Том - Мы приехали заправиться, а не любоваться пейзажем.
- Я болен, - сказал Уилсон, не трогаясь с места. - Я сегодня с самого утра болен.
- А что с вами?
- Слабость какая-то во всем теле.
- Что же, мне самому браться за шланг? - спросил Том - По телефону голос у вас был вполне здоровый.
Уилсон переступил порог - видно было, что ему трудно расстаться с тенью и с опорой, - и, тяжело дыша, стал отвинчивать крышку бензобака. На
солнце лицо у него было совсем зеленое.
- Я не думал, что помешаю вам завтракать, - сказал он. - Мне сейчас очень нужны деньги, и я хотел знать, что вы решили насчет той машины.
- А моя новая машина вам нравится? - спросил Том. - Я ее купил на прошлой неделе.
- Эта желтая? Хороша, - сказал Уилсон, налегая на рукоять.
- Хотите, продам?
- Вы все шутите. - Уилсон криво усмехнулся. - Нет уж, вы мне лучше продайте старую, я и на ней сумею заработать.
- А на что это вам так спешно понадобились деньги?
- Хочу уехать. Слишком я зажился в этих местах. Мы с женой хотим перебраться на Запад.
- Ваша жена хочет уехать? - в изумлении воскликнул Том.
- Десять лет она только о том и говорила. - Он на миг прислонился к колонке, ладонью прикрыв глаза от солнца. - А теперь, хочет не хочет,
все равно уедет. Я ее отсюда увезу.
Мимо в облаке пыли промчался "фордик", чья-то рука помахала на ходу.
- Сколько с меня? - отрывисто спросил Том.
- Дошло тут до моих ушей кое-что неладное, - продолжал Уилсон. - Потому-то я и решил уехать. Потому и насчет машины вам докучал.
- Сколько с меня?
- Доллар двадцать центов.
От несокрушимого напора жары у меня мутилось в голове, и прошло несколько неприятных секунд, прежде чем я сообразил, что подозрения Уилсона
пока еще никак не связаны с Томом. Просто он обнаружил, что у Миртл есть другая, отдельная жизнь в чужом и далеком ему мире, и от этого ему стало
физически нехорошо. Я посмотрел на него, затем на Тома - ведь часу не прошло, как Том сделал совершенно такое же открытие, - и мне пришло в
голову, что никакие расовые или духовные различия между людьми не могут сравниться с той разницей, которая существует между больным человеком и
здоровым. Уилсон был болен, и от этого у него был такой непоправимо виноватый вид, как будто он только что обесчестил беззащитную девушку.
- Хорошо, машину я вам продам, - сказал Том. - Завтра днем она будет у вас.
Всегда для меня в этой местности было что-то безотчетно зловещее, даже при ярком солнечном свете. Вот и сейчас я невольно оглянулся, словно
чуя какую-то опасность за спиной. Гигантские глаза доктора Т. Дж. Эклберга бдительно несли свою вахту над горами шлака, но я скоро заметил, что
за нами напряженно следят другие глаза, и гораздо ближе.
В одном из окон над гаражом занавеска была чуть сдвинута в сторону, и оттуда на нашу машину глядела Миртл Уилсон. Она вся ушла в этот
взгляд, не замечая, что за ней наблюдают; разнообразные оттенки чувств постепенно проступали на ее лице, как предметы на проявляемой фотографии.
Мне и раньше приходилось подмечать на женских лицах подобное выражение, но на этот раз что-то в нем было несообрэзное, непонятное для меня, -
пока я не догадался, что расширенные ревнивым ужасом глаза Миртл устремлены не на Тома, а на Джордан Бейкер, которую она приняла за его жену.
Нет смятения более опустошительного, чем смятение неглубокой души. Том вел машину, словно подхлестываемый обжигающим бичом паники. Еще час
назад его жена и его любовница принадлежали ему прочно и нерушимо, а теперь они обе быстрее быстрого ускользали из его рук. И он все сильней
нажимал на акселератор, инстинктивно стремясь к двойной цели: догнать Дэзи и уйти от Уилсона. Мы мчались к Астории со скоростью пятьдесят миль в
час, пока впереди, в стальной паутине ферм надземки, не замаячил неторопливо катящий синий "фордик".
- В районе Пятидесятой улицы есть большое кино, где довольно прохладно, - сказала Джордан. - Люблю Нью-Йорк летом, во второй половине дня,
когда он совсем пустой. В нем тогда есть что-то чувственное, перезрелое, как будто стоит подставить руки - и в них начнут валиться диковинные
плоды.
Слово "чувственный" разбередило тревогу Тома, но прежде чем он успел придумать возражение, "фордик" остановился, и Дэзи замахала рукой,
подзывая нас.
- Теперь куда? - спросила она.
- В кино, может быть?
- Ох, в такую жару, - жалобно протянула она. - Вы ступайте, если хотите, а мы покатаемся и приедем за вами к концу сеанса. - Она сделала
слабую попытку пошутить:
- Назначим свидание на перекрестке. Я буду мужчина с двумя сигаретами во рту.
- Здесь не место спорить, - раздраженно сказал Том, услышав негодующее рявканье грузовика, которому мы загородили путь. - Поезжайте за мной
к южному въезду в Центральный парк, тому, что напротив отеля "Плаза".
По дороге он то и дело оглядывался, чтобы посмотреть, едут ли они следом, и, если им случалось застрять среди потока машин, он сбавлял
скорость и ждал, когда "фордик" покажется снова. Казалось, он боится, что они вдруг нырнут в боковую улицу и навсегда скроются из виду - и из его
жизни.
Но этого не случилось. И мы все сообща приняли труднообъяснимое решение - снять на вечер гостиную номера-люкс в "Плаза".
Подробности долгого и шумного спора, в результате которого мы были загнаны в эту гостиную, стерлись у меня из памяти; хотя я отчетливо помню
неприятное ощущение, которое я испытывал во время этого спора оттого, что мои трусы обвивались вокруг ног, точно влажные змеи, а по спине то и
дело скатывались холодные бусинки пота. Началось с предложения Дэзи снять в отеле пять ванных и принять освежающий душ; затем разговор пошел уже
о "местечке, где можно выпить мятный коктейль со льдом". При этом раз двадцать было сказано: "Идиотская затея!" - но в конце концов, говоря все
разом и перебивая друг друга, мы кое-как сговорились с обалделым портье. Нам казалось - или мы себе внушали, - что все это необыкновенно весело.
Комната была большая и душная, и хотя шел уже пятый час, в окна, когда их распахнули, повеяло только сухостью накалившейся зелени парка.