- Покою нет от вашего брата. Раз я говорю, он в Чикаго,
значит, он в Чикаго.
Я назвал имя Гэтсби.
- О-о! - Она снова на меня посмотрела. - Тогда погодите минутку. Как вы сказали, ваша фамилия?
Она исчезла. Мгновение спустя Мейер Вулфшим стоял на пороге, скорбным жестом протягивая ко мне руки. Он увлек меня в свой кабинет, сказал
почтительно приглушенным голосом, что сегодня печальный день для всех нас, и предложил мне сигару.
- Помню, каким он был, когда мы с ним встретились впервые, - заговорил он, усевшись. - Молодой майор, только что из армии, весь в медалях,
полученных на фронте. И ни гроша в кармане - он все еще ходил в военной форме, так как ему не на что было купить штатский костюм. Первый раз я
его увидал в бильярдной Уайнбреннера на Сорок третьей улице, куда он зашел попросить какой-нибудь работы. Он уже несколько дней буквально
голодал. Я его пригласил позавтракать со мной, так поверите ли - он за полчаса наел на четыре доллара с лишним.
- И вы помогли ему стать на ноги? - спросил я.
- Помог? Я его человеком сделал!
- М-м...
- Я его вытащил из грязи, из ничтожества. Вижу: молодой человек, красивый, обходительный, а когда он еще мне сказал, что учился в Оксворте,
я сразу сообразил, что от него может быть прок. Заставил его вступить в Американский легион, он там быстро выдвинулся. А тут дело для него
нашлось, у одного моего клиента в Олбани. Мы с ним были как два пальца на одной руке.
- Вулфшим поднял два толстых пальца. - Где один, там и другой.
Интересно, подумал я, действовало ли это содружество во время истории с "Уорлд Сириз" в 1919 году.
- А теперь он умер, - сказал я. - И вы, как его ближайший друг, приедете сегодня на похороны.
- Да, я бы очень хотел приехать, - сказал он.
- Вот и приезжайте.
Волосы у него в ноздрях зашевелились, на глазах выступили слезы, и он покачал головой.
- Не могу, мне в такие истории лучше не впутываться, - сказал он.
- А никакой истории и нет. Теперь все уже кончено.
- Если человек умирает не своей смертью, я всегда стараюсь не впутываться. Держусь в стороне. Вот был я помоложе - тогда другое дело; уж
если у меня умирал друг, все равно как, я его не покидал до конца. Можете считать меня сентиментальным, но так уж оно было: до самого конца.
Мне стало ясно, что по каким-то причинам он твердо решил на похороны не ездить, и я встал.
- Вы окончили университет? - ни с того ни с сего спросил он.
Я было подумал, что сейчас речь пойдет о "кхонтактах", но он только кивнул и с чувством пожал мне руку.
- Важно быть человеку другом, пока он жив, а не тогда, когда он уже умер, - заметил он. - Мертвому это все ни к чему - лично я так считаю.
Когда я вышел от Вулфшима, небо было обложено тучами, и в Уэст-Эгг я вернулся под накрапывающим дождем. Наскоро переодевшись, я пошел на
виллу. В холле мистер Гетц взволнованно расхаживал из угла в угол. Он все больше и больше гордился сыном и сыновним богатством и, как видно, ждал
меня, чтобы мне что-то показать.
- Эту карточку Джимми мне прислал. - Он дрожащими пальцами вытащил бумажник. - Вот, посмотрите.
Это была фотография виллы, замусоленная и истертая по краям.
- Вот, посмотрите.
Это была фотография виллы, замусоленная и истертая по краям. Старик возбужденно тыкал в нее пальцем, указывая то на одну, то на другую
подробность. "Вот, посмотрите!" И каждый раз оглядывался на меня, ожидая восхищения. Он так привык показывать всем эту фотографию, что, вероятно,
она для него была реальнее самой виллы.
- Это мне Джимми прислал. По-моему, очень хорошая карточка. На ней все так красиво.
- Да, очень красиво. А вы давно виделись с ним?
- Он ко мне приезжал два года назад и купил мне дом, в котором я теперь живу. Оно конечно, нам нелегко пришлось, когда он сбежал из семьи,
но я теперь вижу, что он был прав. Он знал, что его ожидает большое будущее. А уж как он вышел в люди, так ничего для меня не жалел.
Ему явно не хотелось расставаться с фотографией, и он медлил, держа ее у меня перед глазами. Наконец он убрал ее в бумажник и взамен вытащил
из кармана старую, растрепанную книжонку, озаглавленную: "Прыг-скок, Кэссиди".
- Вот, смотрите, это сохранилось с тех пор, как он был еще мальчишкой.
Оно о многом говорит.
Он раскрыл книжку с конца и повернул так, чтобы мне было видно. На последнем чистом листе было выведено печатными буквами: "РАСПИСАНИЕ" и
рядом число: "12 сентября 1906 года". Под этим стояло:
Подъем.............................................6.00 утра
Упражнения с гантелями и перелезанье через стену...6.15 - 6.30
Изучение электричества и пр........................7.15 - 8.15
Работа............................................ 8.30 - 4.30
Бейсбол и спорт................................... 4.30 - 5.00
Упражнения в красноречии и выработка осанки....... 5.00 - 6.00
Обдумывание нужных изобретений.................... 7.00 - 9.00
ОБЩИЕ РЕШЕНИЯ
Не тратить время на Штефтерса и (имя неразборчиво)
Бросить курить и жевать резинку
Через день принимать ванну
Каждую неделю прочитывать одну книгу или журнал для общего развития
Каждую неделю откладывать 5 дол (зачеркнуто) 3 дол.
Лучше относиться к родителям.
- Мне это попалось на глаза случайно, - сказал старик. - Но это о многом говорит, верно?
- Да, о многом.
- Он бы далеко пошел, Джимми. Бывало, как уж решит что-нибудь, так не отступит. Вы обратили внимание, как у него там написано - для общего
развития. Это у него всегда была особая забота. Он мне раз сказал, что я ем, как свинья, я его еще отодрал тогда за уши.
Ему не хотелось закрывать книгу, он вслух перечитывал одну запись за другой, и каждый раз пытливо оглядывался на меня. Подозреваю, он ждал,
что я захочу списать эти записи себе для руководства.
Без четверти три явился лютеранский священник из Флашинга, и я невольно начал поглядывать в окно - не подъезжают ли другие автомобили.
Смотрел в окно и отец Гэтсби. А когда время подошло к трем и в холле уже собрались в ожидании слуги, старик беспокойно заморгал глазами и стал
бормотать что-то насчет дождливой погоды. Я заметил, что священник косится на часы, и, отведя его в сторонку, попросил подождать еще полчаса.