Я все ждал и ждал, пока уже совсем не стемнело. Но мне было здорово не по себе, потому что он мне
остался должен восемьсот двадцать пять долларов.
Фрэнки не было около получаса. Наконец я его увидел, он шел очень быстро и тряс головой.
- Улетел на самолете, - сказал он.
Так. Нечего сказать. Консульство было уже закрыто. У меня оставалось сорок центов, и все равно самолет теперь уже был в Майами. Я не мог
даже дать телеграмму. Ай да мистер Джонсон, нечего сказать. Что ж, я сам виноват.
Нужно быть умнее.
- Ладно, - сказал я Фрэнки. - Во всяком случае, можно выпить бутылку холодного. Это мистер Джонсон покупал. - В ящике оставалось еще три
бутылки ” Тропического “.
Фрэнки был огорчен не меньше меня. Уж не знаю почему, но так казалось.
Он все хлопал меня по спине и тряс головой.
Значит, так. Я нищий. Я потерял пятьсот тридцать долларов фрахта, а снасти мне такой не купить и за триста пятьдесят. Вот порадуются
бездельники, которые вечно слоняются вокруг пристани, подумал я.
Кое-кто из кончей <Кончами (от слова concha-ракушка) называют на Багамских и Флоридских островах беднейшую часть белого населения,
занимающуюся главным образом сбором ракушек> будет просто в восторге. А еще позавчера я не захотел взять три тысячи долларов только за то, чтобы
переправить трех иностранцев на острова. Куда угодно, лишь бы подальше от Кубы.
Так, но что же все-таки теперь делать? Взять груз я не могу, потому что спиртного тоже без денег не купишь, и потом, сейчас на этом не
заработаешь.
Город наводнен спиртным, и покупать его некому. Что ж, значит, возвращаться домой нищим и голодать целое лето? Ведь у меня семья.
Разрешение на выход из порта я оплатил, когда мы приехали. Обычно заранее вносишь деньги агенту, и он тебя регистрирует и выдает разрешение.
Черт подери, у меня не хватит денег даже на бензин. Положение, нечего сказать. Ай да мистер Джонсон.
- Я что-нибудь должен повезти отсюда, Фрэнки, - сказал я. - Я должен заработать.
- Подумаем, - сказал Фрэнки. Он вечно слоняется на берегу и промышляет чем придется, и он почти глухой и напивается каждый вечер. Но лучше
и добрей его трудно найти человека. Я его знаю с тех пор, как стал ездить в эти края. Он не раз помогал мне грузить товар. Потом, когда я бросил
заниматься спиртным и стал сдавать лодку любителям и затеял эту ловлю меч-рыбы в заливе, я часто встречал его около пристани или в кафе. Он
кажется дурачком и мало разговаривает, все больше улыбается, но это потому, что он глухой.
- Повезешь все равно что?
- Понятно, - сказал я. - Мне теперь разбирать не приходится.
- Все равно что?
- Понятно.
- Подумаем, - сказал Фрэнки. - Где будешь?
- Я буду в “Жемчужине”, - сказал я. - Надо поесть.
В “Жемчужине” за двадцать пять центов можно прилично пообедать. Любое блюдо, кроме супа, стоит десять центов, а суп стоит пять. Фрэнки
проводил меня до кафе, и я вошел, а он пошел дальше. Прежде чем уйти, он потряс мою руку и еще раз хлопнул меня по плечу.
- Не унывай, - сказал он. - Вот я-Фрэнки: много политика. Много дела. Много выпивка. Мало деньги. Зато большой друг. Не унывай.
- Вот я-Фрэнки: много политика. Много дела. Много выпивка. Мало деньги. Зато большой друг. Не унывай.
- Будь здоров, Фрэнки, - сказал я. - Ты тоже не унывай, приятель.
Глава вторая
Я вошел в “Жемчужину” и сел за столик. На место стекла, разбитого выстрелом, уже вставили новое, и витрину привели в порядок. Несколько
gallegos <gallegos-первоначальное значение-уроженец испанской провинции Галисия; применяется как насмешливое прозвище.> пили у стойки, другие
закусывали. За одним столом шла игра в домино. Я взял бобовый суп и тушеную говядину с картофелем за пятнадцать центов. Вместе с бутылкой пива
это составило четверть доллара. Я заговорил было с официантом про стрельбу, но он ничего не хотел отвечать. Они все здорово были напуганы.
Я кончил свой обед, и сидел откинувшись, и курил сигарету, и ломал голову над тем, как быть. Тут я увидел, что в дверь входит Фрэнки и за
ним кто-то еще. Желтый товар, подумал я про себя. Так, значит, желтый товар.
- Это мистер Синг, - сказал Фрэнки и улыбнулся. Он быстро сумел найти мне клиента и гордился этим.
- Очень приятно, - сказал мистер Синг. В жизни не видал такого вылощенного джентльмена, как этот мистер Синг. Он, правда, был китаец, но
говорил точно англичанин, и на нем был белый костюм, шелковая рубашка с черным галстуком и панама из того сорта, что по сто двадцать пять
долларов за штуку.
- Не выпьете ли чашку кофе? - спросил он меня.
- За компанию можно.
- Благодарю вас, - сказал мистер Синг. - Мы здесь совсем одни?
- Если не считать всю публику в кафе, - ответил я ему.
- Очень хорошо, - сказал мистер Синг. - У вас есть лодка?
- Тридцать восемь футов, - сказал я. - Керматовский мотор сто лошадиных сил.
- Вот как? - сказал мистер Синг. - Я себе представлял судно несколько больше.
- Она свободно берет двести шестьдесят пять ящиков груза.
- Я бы мог зафрахтовать ее?
- На каких условиях?
- Вам ехать не нужно. У меня есть и капитан и команда.
- Нет, - сказал я. - Куда лодка, туда и я с ней.
- Ясно, - сказал мистер Синг. - Может быть, вы нас оставите вдвоем?
- сказал он Фрэнки. Фрэнки изобразил на своем лице внимание и улыбнулся ему.
- Он глухой, - сказал я. - Он плохо понимает по-английски.
- Ясно, - сказал мистер Синг. - Вы говорите по-испански. Скажите ему, чтоб он присоединился к нам попозже.
Я сделал Фрэнки знак большим пальцем. Он встал и отошел к стойке.
- А вы не говорите по-испански? - спросил я.
- Ну что вы, - сказал мистер Синг. - Скажите, каковы обстоятельства, которые привели... которые побудили вас заинтересоваться?
- Мне нужны деньги.
- Ясно, - сказал мистер Синг. - За лодкой числятся какие-нибудь долги? На нее могут наложить арест?
- Нет.
- Превосходно, - сказал мистер Синг. - Сколько моих несчастных соотечественников можно разместить на вашей лодке?
- Вы хотите сказать-переправить?
- Совершенно верно.
- Как далеко?
- День пути.