Вы
только представьте себе этотколоссальныйкапитал,замененныйогромным
количеством предметов потребления!Черезкакие-нибудьстолетпотомки
вашего Гундермана будут вынуждены трудиться сами, как идругиеграждане,
потому что срок действия годовых бон истечет, а те продукты,которыеони
могли бы скопить, излишки этой массы предметов потребления онинесмогут
превратить в деньги, даже если предположить, что право наследованиябудет
сохранено... Говорю вам, что так одним взмахом будут уничтожены нетолько
личные предприятия, акционерные общества, объединениячастныхкапиталов,
но и всекосвенныеисточникидоходов,всякредитнаясистема,займы,
квартирная и арендная плата. Мерой ценности останетсяодинтолькотруд.
Заработная плата будет, конечно,упразднена,таккакприсуществующей
капиталистической системе она не соответствует стоимости продуктовтруда,
а всегда приравниваетсякпрожиточномуминимумутрудящегося.Инужно
признать, что винойэтомутолькосуществующийстрой,чтодажесамый
честный предприниматель вынужден подчиняться суровому законуконкуренции,
эксплуатировать своих рабочих, если он хочетжить.Нужноразрушитьвсю
нашу общественную систему. Ах! Гундерман задохнется под грудойсвоихбон
на предметы потребления! Наследникам Гундермана никогда не удастсясъесть
всего, они будут вынуждены поделиться с другими и взятьсязамотыгуили
молот, как остальные.
И Сигизмунд, все еще стоя у окна, расхохотался от души, как школьник на
перемене,устремиввзорнабиржу,гдечерныммуравейникомкишели
спекулянты. На щекахеговыступиляркийрумянец-представлятьсебе
забавнуюирониюгрядущейсправедливостибылоегоединственным
развлечением.
Саккару стало не по себе. Что, если этот мечтатель прав? Что,еслион
угадал будущее? Все то, что он говорил, казалось таким простым и разумным.
- Ну, - пробормотал он для собственного успокоения, - этослучитсяне
сегодня и не завтра.
- Конечно! - ответил молодой человек, приняв свой прежнийсерьезныйи
усталый вид, -мытеперьнаходимсявпереходномпериоде,впериоде
агитации. Может быть, ещепроизойдутреволюционныенасилия,оничасто
бываютнеизбежны.Тобудущее,окотороммымечтаем,кажется
неосуществимым. Трудно дать людям разумное представление об этомгрядущем
обществе, об этом обществе справедливого труда, нравы которого будут столь
отличны от наших. Словно какой-то новый мир, на другой планете... А потом,
нужно в этом признаться, переустройство еще не продумано, мы все еще ищем.
Я совсем не сплю и думаю целые ночи напролет. Конечно, нам могутсказать:
"Если сейчас дело обстоит так, как оно есть, то, значит, кэтомупривела
логика вещей. А следовательно, какуюогромнуюработунужнопроизвести,
чтобы вернуть реку к ее истокам и направить ее в другое русло!..Конечно,
существующий общественный стройобязансвоиммноговековымпроцветанием
принципуиндивидуализма,который,благодаряконкуренциииличному
интересу,вызываетвсебольшуюпроизводительность.
.Конечно,
существующий общественный стройобязансвоиммноговековымпроцветанием
принципуиндивидуализма,который,благодаряконкуренциииличному
интересу,вызываетвсебольшуюпроизводительность.Будетлитакже
плодотворенколлективизм?Икакимисредствамиможноповысить
производительность труда, если исчезнет стимул наживы? Вотэтодляменя
неясно, это меня тревожит, здесь наше слабоеместо,инамнужнобудет
долгобороться,чтобысоциализмкогда-нибудьвосторжествовал.Номы
победим,потомучтомы-справедливость.Смотрите!Вотпередвами
здание... Вы его видите?
- Биржу? - спросил Саккар. - Да, разумеется!
- Ну, так вот! Былобыглуповзрыватьее,таккакеевсеравно
выстроили бы в другом месте... Но только предупреждаю вас - онавзорвется
сама собой, когда государство станет единственным всеобщим банком нациии
экспроприирует ее. И кто знает? Она, быть может, будет служить нам складом
излишних богатств, житницей изобилия,откуданашивнукибудутчерпать
средства для своих роскошных празднеств.
Широким жестом Сигизмунд словно распахнул это будущее всеобщегоидля
всех одинакового счастья. Он был так возбужден, что у негоначалсяновый
приступ кашля; вернувшись к столу, оноперсялоктямиосвоибумагии
охватил руками голову, чтобы подавить хрип, разрывавший ему грудь.Нона
этот раз приступ непроходил.Вдругдверьотворилась,ивбежалБуш,
который тем временем распрощался с Мешен; он был сильно взволнованикак
будто сам испытывалболь,слышаужасныйкашельбрата.Онсейчасже
наклонился и обнял его своими большими руками, какбыукачиваябольного
ребенка.
- Ну, малыш, что это ты - опятьзадыхаешься?Нет,какхочешь,надо
вызвать врача. Нельзя же так... Ты, наверно, слишком много говорил.
И онискосавзглянулнаСаккара,которыйстоялпосредикомнаты,
потрясенный тем, чтоонтолькочтослышализустэтогодолговязого
охваченного страстью и изнуренного болезнью юноши, который с высоты своего
окна мог, чего доброго, накликать гибель на биржу разговорами отом,что
нужно все снести и все построить заново.
- Спасибо, я ухожу, - сказал посетитель, торопясьвыйтинаулицу.-
Пошлитемнеэтописьмовместеспереводом.Яждуещеписем,мы
рассчитаемся за все сразу.
Но приступ кончился, и Буш задержал его еще на минуту.
- Междупрочим,дама,котораятолькочтобылаздесь,зналавас
прежде... О, очень давно.
- Вот как? Где же?
- На улице Лагарп, в доме пятьдесят два.
Как ни владел собоюСаккар,онвсежепобледнел.Ротегонервно
передернулся. Не потому, что он в эту минуту вспомнил о девчонке,которой
овладел когда-то на лестнице, - он ведьдаженезналотом,чтоона
забеременела, не знал о существовании ребенка.