Новсеже-какоеглупоепадение!Сее
благоразумием и самообладанием, с ее горьким жизненным опытом отдаться вот
так, не зная зачем ипочему,обливаясьслезами,точносентиментальная
гризетка! Вдобавок ко всему она чувствовала, что и оннеменьшееебыл
удивлен и почти огорчен этим происшествием. Когда, стараясь утешить ее, он
заговорил с ней о господине Бодуэне как о бывшем любовнике, низкаяизмена
которого заслуживает только забвения,ионавозмутилась,клянясь,что
между ними никогда ничего не было, он сначала подумал,чтооналжетиз
женской гордости; ноонатакнастойчивоповторялаэтуклятву,такая
искренность светилась в еепрекрасныхглазах,чтоонвконцеконцов
убедилсявправдивостиэтойистории,поверил,чтоонапопрямоте
характера, из чувствасобственногодостоинстванехотелаотдатьсядо
брака, а ее возлюбленный, терпеливо прождав два года, вконцеконцовне
выдержалиженилсянадругой,когдаемупредставилсяслишком
соблазнительный случай - молодая и богатая невеста.Истранно,чтоэто
открытие, эта уверенность, которая должна была бы толькоусилитьчувство
Саккара, напротив, приводила его в какое-то смущение, - глупая случайность
егоуспехасталадлянегоещеяснее.Впрочем,ихблизостьне
возобновлялась, потому что никто из них, казалось, к этому не стремился.
В течение двухнедельКаролинабылапогруженавглубокоеуныние.
Желание жить, та сила, которая превращает жизнь в необходимость и радость,
покинула ее. Она исполняла свои многочисленные обязанности, но сама как бы
отсутствовала,даженесоздаваясебеиллюзийотносительносмыслаи
интересасвоихзанятий.Отчаявшисьиубедившисьвтщетевсего
существующего, она работала без души, как машина. И послеэтогокрушения
ее бодрости и жизнерадостности у нее осталось толькоодноразвлечение-
она проводила свое свободное времяуокнабольшогорабочегокабинета,
прижавшись лбом к стеклу и устремив взор в садсоседнегодома,особняка
Бовилье. С первых же дней своей жизни здесь она угадала,чтотамцарила
нужда, тайная нищета, особенноудручающая,когдаеепытаютсяприкрыть
показной роскошью. Здесь тоже были страдающие существа,еегорекакбы
разбавлялось их слезами, и, охваченная смертельной тоской привидечужих
мучений,онавоображала,чтомертваибесчувственнаксобственным
страданиям.
Когда-тоБовильевладелиогромнымиимениямивТуренииАнжуи
великолепным особняком на улице Гренель, ноотпрежнихбогатствуних
осталась только эта бывшая вилла, выстроенная за чертоюПарижавначале
прошлого века, а теперь зажатая между мрачными зданиямиулицыСен-Лазар.
Несколько прекрасных деревьев сада остались здесь, как на днеколодца,и
мох покрывал стертые и потрескавшиеся ступенилестницы.
Несколько прекрасных деревьев сада остались здесь, как на днеколодца,и
мох покрывал стертые и потрескавшиеся ступенилестницы.Этобылуголок
природы,какбызаключенныйвтюрьму,тихийипечальныйуголок,
исполненныйбезмолвнойтоски,кудасолнцепроникалотольковвиде
зеленоватых отсветов, холодный трепет которых леденил грудь. Первой,кого
увидела Каролина среди этой сырости имогильногопокоянапокосившемся
крыльце, была графиня де Бовилье, высокая худая женщиналетшестидесяти,
совсем седая, с аристократической, немного старомодной наружностью. Унее
был большой прямой нос, необыкновенно длинная шея, и вся онабылапохожа
на очень старого, грустного и кроткого лебедя.Занейпочтитотчасже
появилась ее дочь, Алиса де Бовилье; в двадцать пять летонабылатакая
худенькая, что, если бы не плохой цвет лица и не поблекшие ужечерты,ее
можно было быпринятьзадевочку.Алисабылавылитаямать,нобез
аристократического благородствапоследней,болеетщедушнаяистакой
длинной шеей, чтоэтодажепортилоее;онасохранилатолькожалкое
очарование последнего отпрыска славного рода. Мать и дочьжиливдвоемс
тех пор, как сын, Фердинанд деБовилье,сделалсяпапскимзуавомпосле
битвы при Кастельфидардо,проиграннойЛаморисьером.Каждыйдень,если
только не было дождя, они появлялись одна за другой и, необмениваясьни
единым словом, огибали узкую лужайку, занимавшую середину двора. Дворбыл
обсажен плющом, цветов не было - потому ли, что они не могли здесьрасти,
или потому, что стоили слишком дорого. И эта медленнаяпрогулка,обычный
моцион двух бледных женщин под старыми деревьями, которые были свидетелями
стольких празднеств,атеперьхирелисредисоседнихдоходныхдомов,
навевала меланхолическую грусть, как будто здесь носили траур попрежним,
давно ушедшим дням. Заинтересовавшисьсвоимисоседками,Каролинастала
наблюдать за ними с нежной симпатией,безпраздногонедоброжелательного
любопытства; и понемногу, глядя сверху к ним в сад,онапроникалавих
жизнь, которую они с ревнивым старанием скрывали от внешнего мира. У них в
конюшневсегдастоялалошадь,закоторойсмотрелстарыйслуга,
одновременно исполнявший обязанности лакея,кучераипривратника;была
такжекухарка,служившаявтожевремяигорничной;матьидочь
отправлялись по своим делам в прилично запряженной карете,выезжавшейиз
парадных ворот; зимой два раза в месяц, когда к обеду приходил кое-ктоиз
друзей, стол был накрыт с известной роскошью, - но какими долгими постами,
какой скаредной ежедневной экономией былакупленаэталожнаявидимость
богатства. Под маленьким навесом, скрытым от постороннихглаз,постоянно
стирали жалкое, вылинявшее, покрытое заплатами белье, чтобы уменьшить счет
от прачки;наужинподавалинемногоовощей,хлебнарочнооставляли
черстветь на полке, чтобысъедатьегопоменьше;длябольшейэкономии
прибегали ко всяким уловкам, жалким и трогательным, - старыйкучерчинил
дырявые ботинкибарышни,кухарказамазывалачерниламишвыпоношенных
перчатоксвоейгоспожи,платьяматерипослехитроумныхпеределок
переходили к дочери, шляпы служили годами, на них менялись только цветыи
ленты.