Когда не ждали гостей, парадные гостиные в первом этаже, так же как
и большие комнаты во втором, тщательно запирались, и во всем этом обширном
доме обе женщины занимали только маленькую комнату, служившую имстоловой
и спальней. Когда окно приоткрывалось, то было видно, как графиня,словно
прилежная мещанка, чинитбелье,адочьеемеждуроялемиящикомс
акварельными красками вяжет чулки имитенкидляматери.Однаждыпосле
сильной грозы Каролина видела, как они обе спустились всадирасчищали
дорожки, размытые потоками дождя.
Теперь она уже знала их историю. Графиня де Бовильемногонатерпелась
от своего мужа, настоящего развратника, но никогда не жаловалась.Однажды
вечером, в Вандоме, его принесли домой в агонии, спростреленнойгрудью.
Говорили, чтоэтобылнесчастныйслучайнаохоте:наверноестрелял
какой-нибудь ревнивый лесничий, дочь илиженукоторогографсоблазнил.
Хуже всего было то, что с его смертью пришло к концу и богатствородаде
Бовилье, когда-то колоссальное, состоявшее из огромных земельных владений,
настоящих королевских доменов, - оно растаяло ещедореволюции,аотец
графа и он сам окончательнопромоталиего.Отэтихобширныхвладений
осталась одна только ферма Обле, вчетырехльеотВандома,приносящая
около пятнадцати тысяч ренты, - единственный источник существованиявдовы
и ее двух детей. Особняк на улице Гренель был давно продан, а дом на улице
Сен Лазар съедал большую частьпятнадцатитысячфранков,получаемыхс
фермы, так как был заложен и перезаложен, и приходилось платитьпроценты,
чтобы его не продали с молотка. Оставалось толькошестьилисемьтысяч
франков, чтобы содержать четырехчеловекивестиобразжизнизнатной
семьи, сохраняющей старые аристократические традиции.
Прошло уже восемь лет с тех пор, как графиня, овдовев, осталась с сыном
двадцати и дочерью семнадцати лет, и, несмотря на несчастье, постигшееее
семью, она замкнулась в своей дворянской гордости,давсебеслово,что
будет есть один хлеб, но не уронит своего достоинства. С тех пор онажила
только одной мыслью - поддержать престиж своего рода, выдать дочь замуж за
человека из такой же аристократической семьи и устроитьсынанавоенную
службу. Вначале Фердинанд причинял ей смертельное беспокойство, так какв
юности наделал глупостей, - пришлосьплатитьегодолги;нографиняв
серьезномразговореобъяснилаемуихположение,ипослеэтогоон
образумился; у него в сущности былодоброесердце,ночеловеконбыл
ничтожный и праздный и ничем не могзаняться,ненаходясебеместав
современном обществе. Теперь, сделавшись папским солдатом, онпо-прежнему
оставался для матери причиной тайной тревоги: у него было слабое здоровье;
несмотря на свой гордый вид, он был хрупким и худосочным, и поэтому климат
Рима был для него опасен. Алиса так долго немоглавыйтизамуж,чтоу
материглазанаполнялисьслезами,когдаонасмотрелананее,уже
постаревшую,увядшуюотожидания.
Теперь, сделавшись папским солдатом, онпо-прежнему
оставался для матери причиной тайной тревоги: у него было слабое здоровье;
несмотря на свой гордый вид, он был хрупким и худосочным, и поэтому климат
Рима был для него опасен. Алиса так долго немоглавыйтизамуж,чтоу
материглазанаполнялисьслезами,когдаонасмотрелананее,уже
постаревшую,увядшуюотожидания.Алисавыгляделабесцветнойи
меланхоличной, но была не глупа и жадностремиласькжизни,мечталао
счастье, о человеке, который полюбил бы ее;чтобынеомрачатьдомеще
сильнее, она делала вид, что от всего отказалась, шутила по поводубрака,
говорила, что ее призвание - остаться старой девой, а поночамзаглушала
подушкой рыдания,изнываяотгорькогоодиночества.Графиня,совершая
чудеса экономии, ухитрилась все-таки отложить двадцать тысяч франков - все
приданое Алисы; она спасла отгибелитакженесколькодрагоценностей-
браслет, кольца, серьги, стоившие в общем тысяч десять франков,-жалкое
приданое, о котором она даже не смела говорить, так как егоедвахватило
бы на первые расходы, если бы появился долгожданный жених. И, однако,она
не хотела отчаиваться ибороласьнаперекорсудьбе,сохраняявсесвои
аристократическиепривилегии.Делаявид,чтодомеепроцветает,а
состояние вполне приличное, она ни за что бы не вышла из домупешком,не
вычеркнула бы из меню какую-нибудь закуску, еслизаужиномбылигости,
зато все большеэкономилавповседневнойжизни,целыминеделямиела
картошку без масла,чтобыприбавитькакие-нибудьпятьдесятфранковк
приданому дочери, всетакомужескудному.Каждыйденьонапроявляла
скорбный и наивный героизм, и каждый день дом понемногу разрушалсяуних
над головами.
До сих пор у Каролины еще не было случая поговоритьсграфинейиее
дочерью. Она уже знала самые интимные подробности их жизни, скрываемойот
всего света, но они лишь изредка обменивались взглядамии,встретившись,
оборачивались, чтобы посмотретьдругнадругасвнезапнойсимпатией.
Сблизились они благодаря княгине Орвьедо. Она задумала устроить для своего
Дома Трудолюбия нечто вроде инспекционного комитета из десяти дам, которые
должны были собираться два разавмесяц,тщательноосматриватьприют,
контролировать ведение дел. Она решила сама назначить этих дам, и одной из
первых, на кого пал ее выбор,былагоспожадеБовилье,впрошломее
близкая подруга, а теперь, когда онаотошлаотсвета,простососедка.
Случилось так, что инспекционная комиссияосталасьбезсекретаря,иу
Саккара, по-прежнему игравшего главную роль в управлении приютом,явилась
мысль рекомендовать Каролину какобразцовогосекретаря,лучшекоторого
нигде не найти. В самом деле, должностьэтабыладовольнохлопотливой:
приходилось много писать, были и материальныезаботы,которыенесколько
отпугивали этих дам; кроме того, спервыхжешаговКаролинаоказалась
прекрасной сестрой милосердия, и ее неудовлетворенное материнское чувство,
ее страстная любовь к детям изливались в деятельной нежности ко всемэтим
бедным существам, которыхнужнобылоспастиотпарижскойклоаки.