– Ты мне расскажешь все об этом, мама? Почему ты оставила школу Сарах Бернхардт? Расскажешь?
– Очень скоро, – пообещала она.
– И ты расскажешь мне, наконец, правду о моем настоящем отце? Расскажешь? – не унималась я. – Я уже вполне взрослая, чтобы знать об этом все, мама.
Она посмотрела на меня так, как будто видела меня впервые. Затем на ее губах появилась ангельская улыбка, и она приблизилась ко мне, чтобы убрать пряди моих золотых волос со лба.
– Да, Кристи. Сегодня вечером я приду к тебе в комнату и расскажу правду, – пообещала она.
– Всю? – спросила я, едва дыша.
Она глубоко вздохнула и кивнула.
– Всю, – произнесла она.
Папа, как всегда, красивый, был уже за столом и читал газеты, когда я спустилась к завтраку. Маме пришлось пойти в комнату Джефферсона, чтобы помочь ему побыстрей одеться. Ведь он вместо того, чтобы почистить зубы или причесаться, мог вдруг заиграться со своим игрушечным грузовиком или поездом, позабыв обо всем.
– С днем рождения, дорогая, – сказал папа и наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, когда я села.
Он все еще походил на моего старшего брата, чем на отчима. Мои родители вообще выглядели так молодо, что все мои друзья завидовали, особенно моя лучшая подруга Полина Бредли, которая приходилась внучкой миссис Бредли. На миссис Бредли лежала ответственность за регистрацию посетителей в отеле.
– У твоего отца такие сказочные глаза, – часто говорила Полина.
Летом его кожа была темно-бронзового цвета из-за того, что он много времени проводил на воздухе. На фоне загара его темные глаза приобретали такой блеск и сияние, как отполированный оникс, а прекрасные белые зубы украшали его улыбку. Он был сильным и высоким человеком, а недавно он начал отращивать волосы и теперь зачесывал их назад, укладывая мягкими волнами. Мне было понятно, почему мама была влюблена в него с самого детства.
– Ну, и каково быть зрелой шестнадцатилетней девушкой? – спросил он, его улыбка согревала меня.
– Я не знаю. Я так волнуюсь, что ничего не чувствую, – сказала я, и он улыбнулся еще шире.
– По маминому поведению кажется, что это ее шестнадцатилетие, – сострил он.
– Что ты сказал, Джеймс Гари Лонгчэмп? – крикнула мама, входя в комнату вместе с Джефферсоном.
– Ах, ах, ах!
Папа раскрыл газету и притворился, что продолжает читать.
– Тем временем, твой отец единственный, кто здесь беспокоится о еде, украшениях и музыке. Он всех в отеле просто с ума сводит, настаивая, чтобы все кусты были подстрижены идеально и каждый цветочный стебель был безупречно прямым. Можно подумать, что мы даем обед в честь королевы Англии.
Папа отодвинул газету так, чтобы видеть меня, и подмигнул.
– Папа, папа, можно мне покататься с тобой на косилке сегодня? – заканючил Джефферсон. – Можно? Пожалуйста!
– Посмотрим, – ответил папа. – Все зависит от того, как ты позавтракаешь и сколько человек сведешь с ума за час.
Мама и я рассмеялись.
– С днем рождения, Кристи, – сказала миссис Бостон, входя в столовую с подносом, на котором лежали яйца и мамалыга. Поставив его на стол, она обняла и поцеловала меня.
– Спасибо, миссис Бостон.
– У тебя будет прекрасный день рождения, девочка!
– Вы придете на торжество, правда? – спросила ее я.
– О, конечно. Я купила себе новое платье, модное, – она быстро взглянула на папу. – А вы, мистер Лонгчэмп, неужели ничего не скажете по этому поводу?
Папа усмехнулся и сложил газету.
Затем он нагнулся вниз к своему стулу и достал маленький сверток.
– Это единственная возможность для семьи собраться вместе и одним, поэтому мы с мамой решили преподнести тебе это сейчас, – объявил он. – Мы думали, что это очень пригодится тебе сегодня, понимая, как теперь важна каждая минута.
– О! – воскликнул Джефферсон, восхищаясь серебряной оберткой подарка, перевязанного ярко-голубой лентой.
Волнуясь, я начала развязывать, стараясь не испортить чудесную обертку. Я хотела сохранить каждое напоминание об этом дне. Я открыла длинную коробочку и, взглянув, увидела великолепные золотые часы.
– О, они такие красивые! – воскликнула я. – Спасибо, папа, – я обняла его. – Спасибо, мама, – я поцеловала ее.
– Давай, я помогу тебе одеть их, – сказал папа и взял часы.
– А у них есть будильник? А из них что-нибудь выскакивает? Они – водонепроницаемые? – сыпал вопросами Джефферсон.
– Это всего-навсего женские часы, – сказал папа, мягко держа мою руку и застегивая часы. – Взгляни, – добавил он, и я вытянула руку с часами на запястье.
– Они великолепно на тебе смотрятся, Кристи, – сказала мама.
– Они правильно идут? – спросил Джефферсон. – Они такие маленькие, как ты сможешь узнать время?
– Не беспокойся, я смогу.
Я улыбнулась каждому и была так рада, что мы все вместе и что мы так заботимся друг о друге. Я даже забыла о пасмурной погоде, так много было тепла и света здесь, в доме.
– Это самое лучшее мгновение в моей жизни! Мама с папой засмеялись, и мы продолжили завтракать, беззаботно болтая.
По выходным дням кроме обязанности присматривать за Джефферсоном я обычно помогала в работе отеля, замещая людей за регистрационным столом. Иногда Полина приходила и работала вместе со мной. Много раз она заводила романы с посыльными, впрочем, как и я. Флиртовать с ними было также забавно, как и отвечать по телефону людям, звонившим из таких далеких мест, как Лос-Анджелес, Калифорния или Монреаль в Канаде.
Но сегодня у меня особенный день, и я не собираюсь ничем таким заниматься. Как только завтрак закончился, я решила пойти в зал для танцев, чтобы посмотреть, как его украшают. Естественно, Джефферсон стал проситься пойти вместе со мной.
– Оставь свою сестру в покое сегодня, – предупредила его мама.
– Все в порядке, мама, если, конечно, он будет вести себя хорошо, – сказала я, сурово глядя на него. Я, наверное, могла бы своим взглядом даже растопить лед. Никто кроме папы и миссис Бостон не мог заставить Джефферсона вести себя хорошо, если он сам этого не хочет.
– Я буду вести себя хорошо, – пообещал он.
– В таком случае я разрешу тебе помочь мне подстричь лужайки сегодня днем, – сказал папа.
Этого было достаточно, чтобы Джефферсон быстро доел завтрак и выпил молоко. После этого он покорно взял меня за руку, и мы поторопились к двери, затем – вниз по ступенькам и напрямик через площадки, почти обогнав маму на пути, в отель.
Величественный зал для танцев был весь освещен, так как рабочие развешивали украшения. Мама решила, что мое торжество должно иметь музыкальное оформление, поэтому по стенам были развешаны огромные розовые и белые бумажные силуэты туб, труб, барабанов и тромбонов, а также скрипок, гобоев и виолончелей. На обоих концах зала – огромные силуэты фортепиано. С потолка свешивались разноцветные ноты, а по обеим сторонам зала были укреплены гроздья воздушных шаров, на которых были слова: «С днем рождения, Кристи, с шестнадцатилетием!» Мама сказала, что после того, как все споют мне: «С днем рождения», воздушные шары отвяжут, и они разлетятся по залу.