- Но это ведь похоже на воровство.
- С какой стати? Он занял нам деньги, чтобы мы наслаждались, получали удовольствие от жизни.
- Половина этих денег принадлежит мне. Ты не имеешь права рисковать моей долей.
- Дорогая, будь умницей. Мне нужны все деньги. Система требует капитала.
Если я выиграю, ты получишь назад свою половину, и еще с процентами. Мы оплатим все счета и, если тебе захочется, снова приедем сюда и проведем в этой тихой горной деревушке остаток нашего свадебного путешествия.
- Ты никогда не выиграешь. Чем ты лучше остальных посетителей казино?
- В отличие от них я неплохой математик.
Бородатый старик провел нас темными улочками до автомобиля. Кэри шла молчаливая и задумчивая, даже не позволила мне взять ее под руку. Я обиделся:
- Все-таки это ведь наша праздничная ночь, милая. Отчего ты злишься?
- Разве я сказала тебе что-нибудь обидное или злое?
Как все-таки они умеют обезоруживать нас, мужчин, своим молчанием: молчание нельзя повторить, на него нельзя ответить, как это можно сделать со словом. В молчании мы ехали назад. Когда проезжали через Монако, весь город - и музеи, и казино, и собор, и дворец - был залит светом, а со скалы пускали в небо фейерверк. Это был последний вечер недели фейерверков. Я вспомнил наш первый день здесь и нашу ссору, и те три балкона.
- Мы с тобой еще никогда не бывали в зале для избранных, - сказал я. Давай сходим туда сегодня.
- Почему обязательно сегодня? - поинтересовалась она.
- "Муж должен защищать жену, жена должна слушаться своего мужа".
- Что это ты там бормочешь?
- Ты же сама подтвердила мэру, что согласна с этим. И еще с одним пунктом ты согласилась: "Супруга обязана жить со своим мужем и следовать за ним повсюду". Ну так вот: сегодня мы обязаны пойти в зал для избранных.
- А я никак не могла уловить, что это он там бормочет.
Самое плохое всегда позади, когда она снисходит и начинает спорить.
- Пойдем со мной, родная, и ты убедишься, как моя система выигрывает.
- Я увижу только то, что она проигрывает, - возразила она, произнося каждое слово намеренно четко и выразительно.
Точно в пол-одиннадцатого я начал игру и проиграл. Проигрывал я беспрерывно. Сменить стол было невозможно, так как это был единственный стол, за которым можно было ставить минимальные ставки в двести франков.
Когда я проиграл половину директорских денег, Кэри попросила меня оставить игру, но я продолжал верить в свою систему и твердо знал, что обязательно придет время, когда фортуна повернется ко мне лицом и мои расчеты окажутся правильными.
- Сколько у тебя осталось денег?
- Вот тут все, - показал я пять двухсотфранковых фишек. Она встала из-за стола и ушла. Мне кажется, она плакала, но я не мог пойти за ней, не потеряв места за столом.
По дороге в отель я плакал - бывают моменты в жизни, когда мужчина имеет право плакать, не стыдясь слез. Кэри еще не спала. По тому, во что она была одета на ночь, можно было судить, как холодно она встретила меня: она никогда не надевала нижней части пижамы - только в том случае, если хотела продемонстрировать свое возмущение или равнодушие. Но когда Кэри увидела, что я присел на край постели, содрогаясь от тщетного старания сдержать слезы, она сразу же подобрела:
- Родной мой, не принимай так близко к сердцу свой проигрыш.
Как-нибудь обойдемся.
Она вскочила с кровати и обняла меня.
- Милый, - попросила она прощения, - я так плохо вела себя. Такое может случиться со всяким: не ты один проигрываешь. Увидишь: все уладится. Больше мы не будем есть булочки с кофе, перейдем на мороженое. Уверена, "Чайка" скоро придет, обязательно придет. Рано или поздно.
- Теперь мне уже все равно: пусть она вообще не приходит, - ответил я.
- Успокойся, милый. Такое может случиться со всяким. Подумаешь, беда какая - проиграл.
- Но я не проиграл, - сказал я. - Я выиграл.
Она убрала руки с моих плеч:
- Выиграл?!
- Я выиграл пять миллионов франков.
- В таком случае чего же ты плачешь?
- Я не плачу, я радуюсь. Мы ведь теперь богачи.
- Ох, ну и свинья же ты, - отрезала она, - а я еще тебя жалела.
И она снова нырнула в постель, накрывшись с головой одеялом.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
К деньгам привыкнуть гораздо легче, чем к нищете, хоть Руссо и утверждал, что человек рождается богатым, а со временем делается все беднее и беднее.
Мне доставляло удовольствие рассчитываться с директором отеля и оставлять ключи у портье. Я часто нажимал звонки в номере просто ради удовольствия встретиться с человеком в ливрее, не стыдясь его. Я заставил Кэри пойти в фешенебельный салон Элизабет Ардэн и заказал в ресторане бутылку "Груад Ляроз" 1934 года (и даже позволил себе отправить его назад, так как вино, на мой взгляд, оказалось слишком теплым). Я переехал в номер "люкс" и нанял автомобиль для поездок на пляж. На побережье я нанял бунгало - одноэтажную дачку с верандой, где мы могли спокойно загорать, огражденные от посторонних глаз кустами и цветами. Целыми днями, пока Кэри читала, я работал под палящим солнцем, совершенствуя свою систему.
Я понял, что, как на фондовой бирже, деньги рождают деньги. Теперь я уже использовал фишки стоимостью в десять тысяч франков вместо двухсотфранковых и в конце каждого дня неизменно богател на несколько миллионов. Вскоре известие о моих успехах широко разнеслось: случайные игроки обычно ставили на те же номера, на которые ставил я, но, в отличие от меня, они не подстраховывали себя другими ставками и поэтому редко выигрывали. Я заметил странную черту характера у людей: хотя моя система приносила успех, а их системы нет, ветераны никогда не теряли веры в свои подсчеты, ни один из них не отказался от своих тщательно разработанных замысловатых схем, которые приводили только к проигрышу, вместо того чтобы следовать моему методу, неизменно приносившему выигрыш. На следующий день, когда я заработал себе уже десять миллионов, я услышал случайно, как одна старая леди со злостью прошипела: "Везет же дуракам!" - словно моя удача мешала колесу рулетки крутиться согласно ее расчетам.
Начиная с третьего дня я проводил в казино значительно больше времени утром часа три играл на "кухне", после обеда занимался тем же самым, а вечерами, устроившись для более серьезной работы в зале для избранных, заканчивал свой трудовой день. Кэри пошла было со мной на второй день - я дал ей несколько тысяч франков - и, конечно же, просадила их. Но на следующий день я решил, что ее присутствие мешает мне: я дважды совершал досадные промахи в подсчетах.
- Я тебя очень люблю, дорогая, - заверил я Кэри. - Но работа есть работа.
Пойди лучше позагорай на пляже, мы встретимся там после обеда.
- Почему же это называют игрой? - осведомилась она.