— Я не смотрел, потому что у меня не работает антенна, — сказал доктор Проктор.
— А вы, Грегор, — сказала Лисе, — не смотрели, потому что у вас нет телевизора.
На экране телевизора в доме Лисе Халлвар Теноресен дирижировал шестым куплетом песни «Норвегия в красном, белом и синем», когда раздался звон разбитого стекла.
Папа-комендант изумленно посмотрел на осколки, на разбитый цветочный горшок и снежок, приземлившийся на пол перед креслом с высокими подлокотниками. Сначала пропала Лисе, а теперь еще и это!
— Черт возьми, что происходит? — вопросил папа-комендант.
С улицы донесся голос:
— Пришлите к нам вонючку Лисе!
Папа-комендант подошел к окну.
— Это что еще за хулиганские штучки? — прорычал он. — Зачем вам моя дочь?
— Она чересчур справильно спишет!
— Конечно справильно! А я сейчас выйду и покажу вам, как справильно я умею надирать уши!
И с этими словами богатырского телосложения папа, рыча, выбежал из комнаты, побежал по коридору и выскочил из дома на улицу, где «Норвежская молодежь» в панике удирала со всех ног.
Папа-комендант остановился, успокоился и негромко спросил, обращаясь сам к себе:
— Но все-таки где же она сейчас?
— Это Халлвар Теноресен, — сказала Лисе. — Поющий мануальный терапевт. Он и гипнотизирует всех.
— Он такой же мануальный терапевт, как я — лунный хамелеон, — пробурчал Булле.
— Ужас, — сказал доктор Проктор. — Наш вождь — лунный хамелеон-людоед. И к тому же он затеял войну с Данией!
И они замолчали, размышляя над этим достойным сожаления и печальным фактом.
— Так, — сказала Лисе. — Не пора ли нам составить план действий? Потому что мне надо идти домой и делать уроки.
Папа-комендант стоял на лестнице и ждал возвращения Лисе.
— Наконец-то! — Он сложил руки на груди и попытался скрыть облегчение, приняв суровый вид. — Ты знаешь, как волновалась сегодня твоя мама?
— Да, — сказала Лисе, зная, что и папа волновался не меньше. — Но у меня были основания прийти сегодня так поздно, папа.
— Вот как? И какие же это были основания?
— О них я не могу рассказать ни тебе, ни маме. Вам придется довериться мне, папа.
И она неспешно прошла мимо него и поднялась на второй этаж. Папа-комендант смотрел вслед дочери, и вид у него был такой, будто он с луны свалился.
Мама-комендантша вышла к нему на лестницу:
— Что она сказала?
— Что нам придется довериться ей.
Мама-комендантша в недоумении посмотрела на папу-коменданта. Тогда папа обнял маму и, кашлянув, сказал:
— Дорогая, у меня такое чувство, что наша маленькая девочка больше не маленькая девочка.
Когда Булле вернулся, дома было темно.
Он заглянул в спальню сестры и в комнату мамы, чтобы убедиться, что лунные хамелеоны пока не съели никого из них. Обе спали, судя по храпу — крепко и беззаботно.
Булле уже хотел закрыть дверь маминой спальни, когда услышал ее голос:
— Это ты, лоботряс? Сейчас я очень устала, но напомни мне, чтобы я связала тебя по рукам и ногам и утром передала в распоряжение «Норвежской молодежи». Хорошо?
— Хорошо, мама.
— Только сначала приготовь мне завтрак!
— Конечно. Спокойной ночи.
— Ммм.
Завершился вечер театром теней Булле, который он устроил для Лисе. И хотя за день произошло много всего мрачного, в театре показывали отнюдь не мрачные сцены, а самый длинный в мире прыжок с трамплина: полет продолжался и продолжался, пока лыжник не превратился в птицу на широких крыльях, птица полетела в ночь, к луне, навстречу мечтам и опустилась на землю только тогда, когда и Лисе, и Булле давно уже спали.
И хотя за день произошло много всего мрачного, в театре показывали отнюдь не мрачные сцены, а самый длинный в мире прыжок с трамплина: полет продолжался и продолжался, пока лыжник не превратился в птицу на широких крыльях, птица полетела в ночь, к луне, навстречу мечтам и опустилась на землю только тогда, когда и Лисе, и Булле давно уже спали.
Глава 15
Суперловушка и финские сани
Кондитерская «Сювертсен» расположена в самом центре Осло, по соседству со зданием стортинга, тремя модными лавками, парикмахерской и масонской ложей. За столиками на изящных венских стульях сидят изящные дамы из благородных домов. Они кладут в ротик сдобные булочки, названные по именам европейских городов, таких как Берлин, Вена и Париж, и отпивают маленькими глоточками из крохотных чашек чай из далеких районов Азии, разговаривая при этом о своих взрослых детях, маленьких внуках и не очень важных событиях, происходящих в их кругу. Но как раз сегодня говорили о важных вещах.
— Вы слышали, что король переехал жить за границу? — спросила одна.
— Да, в Южный Трёнделаг, — сказала другая.
— Южный Трёнделаг? Говорят, это прелестное местечко, — промурлыкала третья.
— А во дворец въехал Теноресен, — сказала вторая.
— Это совершенно правильно, — кивнула первая. — Он ведь теперь наш вождь.
— Ах, все же немножечко жаль, что он объявил войну Дании, — сказала третья. — Мы с мужем купили билеты на паром в Данию, а теперь придется отказаться от поездки.
— Нельзя так говорить, — сказала первая. — Вождь знает, что делает.
Однако не только три дамы обсуждали важные вопросы в кондитерской «Сювертсен» в этот день. Вокруг стола в глубине зала сидели четыре человека, которые говорили ни больше ни меньше как о конце света, о лунных хамелеонах-людоедах и кражах носков. Этими четырьмя были доктор Проктор, Лисе, Булле и Грегор Гальваниус. Прошло три дня с тех пор, как Лисе и Булле установили, что Грегор — лягушка.
— Как ты думаешь, она — ик! — придет? — спросил Грегор и посмотрел на часы.
— Конечно придет, — сказал Булле.
Не успел он это договорить, как дверь распахнулась. Статная женщина решительным шагом направилась прямо к их столу. Она остановилась, спустила очки на кончик носа и принялась рассматривать собравшихся.
— И вот эта четверка надеется избавить мир от конца света?
— Придет еще один человек, фрекен Стробе, — заверила ее Лисе.
— Да? — хмыкнула фрекен Стробе. — Не впечатляет. И к тому же вы выбрали очень странное место для встреч движения Сопротивления, на мой взгляд.
— Но в этом же вся соль, фрекен Стробе, — объяснил Булле. — Если бы мы встречались там, где обычно встречаются участники Сопротивления, нас бы сразу разоблачили.
— Мы никого не заставляем быть с нами, фрекен Стробе, — сказал доктор Проктор. — Участвовать в Сопротивлении — значит подвергать себя большой опасности.
Фрекен Стробе вперила свой взгляд в профессора.
— Я тщательно обдумала то, что вы мне рассказали, — сказала она. — И пришла к выводу, что вы правы. Почти все мои ученики стали произносить слова неправильно, носки исчезают, а теперь мы еще и пошли войной на Данию. Что-то явно неладно. — Она положила на стол сумочку. — Я буду участвовать. Кто-нибудь закажет мне чай?
Вскочил Грегор. С раскрасневшимся лицом он галантно подставил учительнице стул:
— Феноме… ик… нально!
Вскинув бровь, фрекен Стробе милостиво кивнула коллеге:
— Кажется, вы упоминали, что придет еще кто-то?
— Он уже должен был бы прийти, — сказал Булле, глядя на часы.