Рядом дожидалось такси.Этобыламолоденькая
американка из Теннесси, приехавшая возложить цветы на могилу своего брата,
- они познакомились с ней утром в поезде. Сейчас лицо у нее былосердитое
и заплаканное.
- Наверно, в военном министерстве перепутали номер, - пожаловаласьона
Дику. - На тон могиле совсем другое имя. Я с двух часовищу,ноихтут
столько, разве найдешь.
- Авынаимянесмотрите,положитецветыналюбуюмогилу,-
посоветовал Дик.
- По-вашему, это будет правильно?
- По-моему, он бы вас похвалил за это.
Уже темнело, и дождь усиливался. Девушка положила венок на ближайшуюк
воротам могилу и охотно приняла предложение Дика отпустить такси и ехать а
Амьен с ними.
Розмэри, услышав об этой чужой незадаче, опять всплакнула -атакойуж
мокрый выдался день; но все же ей казалось, что он ей принес что-то новое,
хотя и неясно было, что именно. Потом, в воспоминаниях, все в этой поездке
представлялось ей сплошь прекрасным - бывают такие ничем не примечательные
часы или дни,которыевоспринимаешьпростокакпереходотвчерашней
радости к завтрашней, а оказывается, в них-то самая радость и была.
Амьен, лиловатый и гулкий, все еще хранил скорбный отпечаток войны, как
некоторые вокзалы - Gare du Nord, например, или вокзал Ватерлоо в Лондоне.
Днем такие города нагоняют тоску,смотришь,какстаромодныйтрамвайчик
тарахтит по пустынной, мощенной серым булыжникомсоборнойплощади,-и
даже самый воздух кажется старомодным, выцветшим отвремени,какстарые
фотографии. Но приходит вечер, и все, чем особенномилфранцузскийбыт,
возвращается на ожившие улицы - бойкие проститутки,неуемныеспорщикив
кафе, пересыпающие свою речь бессчетными "Voila", парочки,чтоблуждают,
щека к щеке, довольные дешевизнойэтойпрогулкивникуда.Вожидании
поезда Дик и его спутники сели за столик под аркадой,гдевысокиесводы
вбирали и музыку, и гомон, и дым; оркестр в их честь исполнил "Унаснет
больше бананов", и онипоаплодировалидирижеру,явнооченьдовольному
собой. Девушка из Теннесси забыла свои огорченияивеселиласьотдуши,
даже стала кокетничать с Диком и Эйбом, пуская входзнойныевзглядыи
игривые телодвижения, а они добродушно подзадоривали ее.
Наконец парижский поезд пришел, и они уехали, а земля,вкоторойпод
теплымдождемраспадалисьитлеливюртембержцы,альпийскиестрелки,
солдаты прусской гвардии, ткачи из Манчестера ипитомцыИтонскойшколы,
осталась позади. Они ели бутербродысболонскойколбасойисыромbel
paese,приготовленныевстанционномбуфете,изапивалиихвином
Beaujolais.Никольказаласьрассеянной;онанервнопокусывалагубы,
углубись в путеводители, которые захватил с собойДик,-да,онуспел
неплохо изучить обстоятельства Амьенской битвы, кое-что сгладил, и в конце
концов вся операция приобрела у негонеуловимоесходствосприемамив
дайверовском доме.
14
Вечером ониещесобиралисьпосмотретьприэлектрическомосвещении
Выставку декоративного искусства, но по приезде вПарижНикольсказала,
что устала и не пойдет. Они довезли ее до отеля "КорольГеорг",икогда
она скрылась за пересекающимися плоскостями, образованными игроюсветав
стеклянных дверях, у Розмэри стало легче на душе. Николь была сила и, быть
может, вовсе не добрая;вовсякомслучае,снейнельзябылоничего
предвидеть заранее - не то что с матерью, например.Розмэриеенемножко
боялась.
Около одиннадцати Розмэри, Норты и Дик зашли вкафе-поплавок,недавно
открытое на Сене. В воде, серебристо мерцавшей под фонарями,покачивались
десятки холодных лун. Когда РозмэрижилавПарижесматерью,онипо
воскресеньям ездили иногда на пароходике до Сюрена и дорогой строили планы
на будущее. У них было очень немного денег, но миссис Спирс, твердо веря в
красоту Розмэри и в честолюбивые стремления, которые самапостараласьей
внушить, готова была рискнуть всем, что имела; потом, когда девочка станет
на ноги, она с лихвой возместит матери все затраты...
Эйб Норт с самого их приезда в Париж все время был слегка под хмельком;
глаза у него покраснели от солнца и вина. ВэтотвечерРозмэривпервые
заметила, что он не пропускает ни одного заведения, где можно выпить, и ей
пришло в голову, что вряд ли это очень приятно Мэри Норт. Мэри обычно мало
разговаривала, хотялегкоиохотносмеялась,-настолькомало,что
Розмэри, в сущности, ничего не успела о ней узнать. Розмэринравилисьее
прямые черные волосы, зачесанные назад и только назатылкерассыпавшиеся
пышным естественным каскадом; время от времени выбившаяся прядь, косо упав
на лоб, лезла в глаза, и тогда она встряхивала головой, чтобы заставить ее
лечь на место.
- После этой бутылки мы идем домой, Эйб. - Голос Мэри звучал ровно,но
в нем пробивалась нотка тревоги. - А то придется тебя грузить на пароход в
жидком состоянии.
- Да всем пора домой, - сказал Дик. - Уже поздно.
Но Эйб упрямо сдвинул свои царственные брови.
- Нет, нет. - И после внушительной паузы: - Торопиться никчему.Мы
должны распить еще бутылку шампанского.
- Я больше пить не буду, - сказал Дик.
- АРозмэрибудет.Онаведьзавзятыйалкоголик-унеевсегда
припрятана в ванной бутылка джину. Мне миссис Спирс рассказывала.
Он вылил остатки шампанского в бокал Розмэри. В их первый день в Париже
Розмэри выпила столько лимонаду, что почувствоваласебяплохо,ипосле
этого уже вообще ни к каким напиткам не прикасалась. Но сейчасонавзяла
налитый ей бокал и поднесла к губам.
- Вот тебе и раз! - воскликнул Дик. - Вы же говорили,чтоникогдане
пьете.
- Но я не говорила, что никогда не буду пить.
- А что скажет мама?
- Один бокал можно.
Ей вдруг очень захотелось выпить этот бокал шампанского.Дикпил,не
очень много, но пил, и может быть, если она выпьет тоже, этоихсблизит,
поможетейсделатьто,начтоонавнутреннерешилась.