Оназалпом
проглотила почти половину, поперхнулась и, переведя дух, сказала:
- Кроме того, мне уже восемнадцать лет - вчера исполнилось.
- Что же вы нам не сказали? - возмущенно зашумели остальные.
- Нарочно, чтоб вы ничегонезатевалиинесоздавалисебелишние
хлопоты.-Онадопиласвоешампанское.-Вот,считайте,чтомы
отпраздновали.
- Ничего подобного, - возразил Дик.-Завтрапослучаювашегодня
рождения будет парадный ужин, и не вздумайте забыть об этом. Шутка сказать
- восемнадцать лет.
- Мне когда-то казалось: все, что случается довосемнадцатилет,это
пустяки, - сказала Мэри.
- Так оно и есть, - подхватил Эйб. - И то, что случается после, - тоже.
- Эйбу все пустяки, пока он не сядет на пароход, - сказалаМэри.-У
него на этот год в Нью-Йорке очень серьезные планы. - Казалось, она устала
произносить слова, утратившие для нее реальный смысл, словно на самом деле
все, чем была заполнена - или не заполнена - ее и ее мужа жизнь, давно уже
не шло дальше планов и намерений. - Он едет в Штаты писать музыку, а я еду
в Мюнхен заниматься пением, и когда мы снова соединимся, нам будет море по
колено.
- Как хорошо! - воскликнула Розмэри. Шампанское уже давало себя знать.
-Ну-ка,ещешампанскогодляРозмэри.Этоейпоможетосмыслить
деятельность своих лимфатических желез. Они ведь начинаютфункционировать
в восемнадцать лет.
Дик снисходительно засмеялся; он любил Эйба и давно уже перестал в него
верить.
- Медицине это неизвестно, а вообще - идем.
Уловив в его словах покровительственный оттенок, Эйб заметил небрежно:
- А ведь, пожалуй, моя новая вещь пойдет на Бродвее куда раньше, чем вы
закончите свой ученый трактат.
- Тем лучше, - не повышая тона, сказал Дик. - Тем лучше.Я,может,и
вовсе брошу этот, как вы его называете, "ученый трактат".
- О Дик! - В голосе Мэри прозвучал испуг. Розмэри впервыеувиделау
Дика такое лицо - пустое, лишенное всякого выражения; оначутьемпоняла,
что сказанная им фраза несла в себе что-то значительное, даже зловещее,и
чуть не крикнула вслед за Мэри: "О Дик!"
Но Дик опять весело рассмеялся.
- Брошу этот и примусь за другой, - добавил он и встал из-за стола.
- Нет, нет, Дик, погодите минутку, Я не понимаю...
- Объясню в другой раз. Спокойной ночи, Эйб. Спокойной ночи, Мэри.
- Спокойной ночи, Дик, милый.
Мэри улыбалась так, будто не могло быть ничеголучшепредстоящегоей
ночного бдения на полупустомпоплавке.Онабыламужественная,умевшая
надеяться женщина, готовая следовать за мужемневестькуда,переламывая
себя то на один, то на другой манер, но ни разу ей не удалось хоть немного
увести его в сторону от его пути;ипоройона,почтитеряямужество,
думала о том, что секрет этогопути,откоторогозависелиеепуть,
запрятан в нем глубоко-глубоко и недоступеней.И,однако,онавсегда
излучала надежду, словно некий живой талисман...
15
- Что это вы такое собираетесь бросить? - уже в такси спросила Розмэри,
вскинув на Дика большие серьезные глаза.
..
15
- Что это вы такое собираетесь бросить? - уже в такси спросила Розмэри,
вскинув на Дика большие серьезные глаза.
- Ничего существенного.
- Вы разве ученый?
- Я врач.
- Да ну? - Она вся просияла. - Мой папа тоже был врач. Но тогдапочему
же вы... - Она запнулась и не кончила фразы.
- Не беспокойтесь, тут нет роковой тайны. Я неопозорилсебяизменой
врачебному долгу и не укрылся на Ривьере от людского суда. Просто я сейчас
не занимаюсь практикой. Может быть, со временем займусь опять.
Розмэри медленно подняла к нему лицо для поцелуя. Он посмотрел на нее с
недоумением. Потом, полуобняв ее за плечи, потерся щекой о еебархатистую
щеку к опять посмотрел долгим, внимательным взглядом.
- Такая прелестная девочка, - сказал он раздумчиво.
Она улыбнулась, глядя нанеговсетакжеснизувверх,пальцыее
машинально играли лацканами его пиджака.
- Я влюблена в вас и в Николь. Это мой секрет - я даже ни с кем не могу
говоритьпровас,нехочу,чтобыещекто-нибудьзнал,какойвы
замечательный. Нет, правда, правда, я вас люблю - вас обоих.
...Сколько раз уже он это слышал - даже слова те же самые...
Вдруг она очутилась так близко, чтоееполудетскиечертырасплылись
перед его глазами, и он поцеловал ее захватывающим дух поцелуем, как будто
у нее вовсе не было возраста.
Она откинулась на его руку и вздохнула.
- Я решила от вас отказаться, - сказала она.
Дик вздрогнул, - кажется, он ничем не дал ей повода почувствоватьхоть
малейшее право на него.
- Вот уж это безобразие, - нарочито весело сказал он. - Как раз когда я
почувствовал некоторый интерес.
- Я так вас любила... - Будто это длилось годы. В голосе у неедрожали
слезы. - Я так вас люби-и-ила...
Ему бы надо было в ответ посмеяться, но вместо тогоонуслышалбудто
сами собой сказавшиеся слова:
- Вы не только красивая, выкакая-тооченьполноценная.Увасвсе
выходитпо-настоящему,изображаетеливынесуществующуюлюбовьили
несуществующее смущение.
Снова она придвинулась ближе в темной пещерке такси,пахнущейдухами,
купленными по выбору Николь. Он поцеловал еепоцелуем,лишеннымвсякого
вкуса. Если и была в ней страсть, то он мог только догадыватьсяобэтом;
ни глаза ее, ни губы ничего не говорили о страсти.Еедыханиечуть-чуть
отдавало шампанским. Она еще тесней прижаласькнему,словновпорыве
отчаяния, и он поцеловал ее еще раз, но его расхолаживала невинностьэтих
губ, этого взгляда,устремленногомимонеговтемнотуночи,темноту
вселенной.Онанезналаеще,чтоблаженствозаключеновнутринас;
когда-нибудь она это поймет и растворится встрасти,движущеймиром,и
если бы он тогда оказался рядом с ней,онвзялбыеебезсомненийи
сожалений.
Ее номер в отеле был наискосок от номера Дайверов, ближе к лифту. Дойдя
до своей двери, она вдруг сказала:
- Я знаю, что вы меня не любите, - я на это и не надеялась.