Дойдя
до своей двери, она вдруг сказала:
- Я знаю, что вы меня не любите, - я на это и не надеялась. Но выменя
упрекнули, зачем я не сказалапросвойденьрождения.Воттеперьвы
знаете, и я хочу, чтобы вы мне сделали подарок к этому дню-зайдитена
минутку ко мне в комнату, я вам скажу что-то. На одну минутку только.
Они вошли, и, притворив за собой дверь, он повернулсякРозмэри;она
стояла совсем близко, но так, что они не касались друг друга. Ночьстерла
краски с ее лица, оно теперьбылобледнеебледного-белаягвоздика,
забытая после бала.
- Когда вы улыбаетесь... - Он опять обрел свойшутливо-отеческийтон,
бытьможет,благодарянеосязаемойблизостиНиколь.-...когдавы
улыбаетесь, мне всегда кажется, что я увижу у вас щербинку во рту на месте
выпавшего молочного зуба.
Но он опоздал - она шагнула вплотную к нему и жалобно прошептала:
- Возьмите меня.
- Взять вас - куда?
Он оцепенел от изумления.
- Я вас прошу, - шептала она. - Сделайте со мной -нувсекакесть.
Ничего, если мне будет неприятно, -навернобудет,-мневсегдабыло
противно даже думать об этом, - но тут совсем другое дело. Я хочу, чтоб вы
это сделали.
Для нее самой было неожиданностью, что она способна на такойразговор.
Отозвалось все, о чем она читала, слышала, грезила в долгие годы ученьяв
монастырской школе. К тому же она каким-точутьемпонимала,чтоиграет
сейчас самую свою триумфальную роль, и вкладывала в нее все силы души.
- Что-то вы не тоговорите,-попробовалурезонитьееДик.-Не
шампанское ли тут виновато? Давайте-ка замнем этот разговор.
- Ах, нет, нет! Я прошу вас, возьмите меня, научите меня. Я ваша и хочу
быть вашей совсем.
- Прежде всего, подумали ли вы, как больно было бы Николь?
- Она не узнает - к ней это не имеет отношения.
Он продолжал мягко и ласково.
- Потом вы забываете, что я люблю Николь...
- А разве любить можно только кого-то одного? Ведь вот я люблюмамуи
люблю вас - еще больше, чем ее. Теперь - больше.
- ...и наконец, никакой любви у вас сейчас ко мне нет, но она моглабы
возникнуть, и это изломало бы вашу жизнь в самом ее начале.
- Но мы потом уже никогда не увидимся, обещаю вам. Я вызову маму, имы
с ней уедем в Америку.
Эту мысль он отогнал. Ему слишком хорошопомниласьюнаясвежестьее
губ. Он переменил тон.
- Все это - настроение, которое скоро пройдет.
- Нет, нет! И я не боюсь, если даже будет ребенок. Поеду в Мексику, как
одна актриса с нашей студии. Ах, я никогда не думала, чтосомнойможет
быть так, мне всегда только противно бывало, когда меня целоваливсерьез.
- Ясно было, что онавсеещеверит,чтоэтодолжнопроизойти.-У
некоторых такие большие острые зубы, но вы совсем другой,выкрасивыйи
замечательный. Ну, пожалуйста, сделайте это...
- А, я понял - вы просто думаете, чтоестьособогородапоцелуи,и
хотите, чтобы я вас поцеловал именно так.
- Зачем вы смеетесь надо мной - я не ребенок. Я знаю, что у вас нетко
мне любви. Я на это и не рассчитывала. - Она вдруг присмирела и сникла.-
Наверно, я вам кажусь ничтожеством.
- Глупости. Но вы мне кажетесь совсемещедевочкой.-Просебяон
добавил: "...которую слишком многому пришлось бы учить".
Она молчала, напряженно дыша, пока Дик не договорил:
- И помимо всего, жизнь так устроена, что эти вещи не бывают по заказу.
Розмэри понурила голову и отошла, подавленная обидой иразочарованием.
Дик машинально начал было: "Лучше мы с вами просто...", но осекся, увидев,
что она сидит на кровати и плачет, подошел и сел рядом. Ему вдруг стало не
по себе; не то чтобыонусомнилсявзанятойнравственнойпозиции,-
слишком уже явной была невозможность иного решения,скакойстороныни
взгляни, - нет, ему просто было непосебе,иобычнаяеговнутренняя
гибкость, упругая полнотаегодушевногоравновесиянакороткоевремя
изменила ему.
- Я знала, что вы не захотите,-рыдалаРозмэри.-Нечегобылои
надеяться.
Он встал.
- Спокойной ночи, детка. Ужасно глупо все получилось. Давайтесчитать,
что этого не было.-Онотмерилейдозууспокаивающейбанальщиныв
качестве снотворного: - Вас многие еще будут любить, а когда-нибудьвыи
сами полюбите и наверно порадуетесь,чтопришликсвоейпервойлюбви
нетронутою и физически и душевно. Немножко старомодный взгляд, пожалуй?
Она подняла голову и увидела, как он сделал шаг к двери;онасмотрела
на него, даже отдаленно не догадываясь, что в нем происходит, она увидела,
как он медленно сделал еще шаг, потом оглянулся - и на мигейзахотелось
броситься ему вслед, впиться в него, почувствовать его рот, его уши, ворот
его пиджака, захотелось обвиться вокруг него и вобрать его в себя; ноуже
его рука легла на дверную ручку. Больше нечего было ждать. Когда дверьза
ним затворилась, она встала, подошла к зеркалуи,тихонечковсхлипывая,
сталарасчесыватьволосыщеткой.Стопятьдесятвзмахов,положенных
ежевечерне, потом еще сто пятьдесят. Розмэриводилащеткойповолосам,
пока у нее не заболеларука,тогдаонаперемениларукуипродолжала
водить...
16
За ночь Розмэри остылаипроснуласьсчувствомстыда.Иззеркала
глянуло на неехорошенькоеличико,ноэтоеенеуспокоило,алишь
всколыхнуло вчерашнюю боль;непомоглоипересланноематерьюписьмо,
извещавшее о приезде в Париж тогостудента,чьейгостьейонабылана
прошлогоднем йельском балу, - все это теперь казалось бесконечнодалеким.
Она вышла из своей комнаты,ожидаявстречисДайверами,какпытки-
сегодня мучительной вдвойне. Но никто не разглядел быэтогоподвнешней
оболочкой, столь же непроницаемой, как у Николь,когдаонивстретились,
чтобы вместе провести утро в примерках и покупках.