Это было совсем не то, что знакомые Розмэриголливудские
кутежи, пустьболееграндиозныепомасштабам.Однимизаттракционов
явилась прогулка в личном автомобиле персидского шаха. Бог ведаетоткуда,
какими путями Дику удалось раздобыть этот автомобиль. Розмэри принялаего
появление как очередное звено в той цепичудес,чтовотужедвагода
тянулась через ее жизнь. Автомобиль был изготовлен вАмерикепоособому
заказу. Колеса у него были серебряные,радиатортоже.Вобивкекузова
сверкали бесчисленные стекляшки, которыепридворномуювелирупредстояло
заменить настоящими бриллиантами, когда машина спустянеделюприбудетв
Тегеран. Сзади было толькоодноместо,ибониктонесмеетсидетьв
присутствии шаха, ионизанималиэтоместопоочереди,аостальные
располагались в это время на выстланном куньим мехом полу.
Но главное был Дик. Розмэриуверяласвоюмать,скотороймысленно
никогда не расставалась, что ни разу, ни разу в жизни не встречаланикого
лучше, милей, обаятельней, чем Дик в тот вечер. Она сравнивала с нимдвух
англичан, которых Эйб упорно именовал "майорХенджестимистерХорса",
наследного принца одного из Скандинавских государств, писателя, только что
побывавшего в России, самого Эйба,бесшабашноостроумного,каквсегда,
Коллиса Клэя, приставшего к их компании где-тонапути,-иниктоне
выдерживал сравнения. Ее покорял его неподдельный пыл, щедрость, с которой
он вкладывал себя в эти затеи, его уменье расшевелить самых разныхлюдей,
ждавших от него каждый своей доли внимания, как солдатысвоейпорцииот
батальонного кашевара, - и все этолегко,безусилий,снеисчерпаемым
запасом душевного богатства для всякого, кто в нем нуждался.
...Она потом вспоминала особенно радостные минуты этоговечера.Когда
она первый раз танцеваласДикомисамасебеказаласьнеобыкновенно
красивой рядом с ним, таким высоким и стройным, - они нешли,апарили,
невесомые, как во сне, он ее поворачивал то туда,тосюдатакбережно,
словно держал в руках яркийбукетиликусокдорогойткани,приглашая
полсотни глаз оценить его красоту. Временамионидаженетанцевали,а
просто стояли на месте, тешась своей близостью. Аоднаждыподутроони
вдруг очутились вдвоем в каком-то углу, и ее молодое влажное тело,сминая
увядший шелк платья, приниклокнемусредиворохачьих-тонакидоки
шляп...
А самое смешное было позже, когда они вшестером, цвет компании, лучшее,
что от нее осталось, стояли в полутемном вестибюле "Рица"ивтолковывали
ночному швейцару, что приехавший с ними генералПершингтребуетикрыи
шампанского. "А он не из тех, когоможнозаставитьждать.Унегопод
командой илюдииорудия".Исейчасжезабегалинеизвестнооткуда
взявшиеся официанты, прямоввестибюлебылнакрытстол,ивдверях
торжественно появился генерал Першинг - Эйб, аонивсе,вытянувшисьво
фронт, забормотали обрывки военных песенввидеприветствия.
Потомим
показалось,чтоофицианты,задетыерозыгрышем,сталинедостаточно
расторопны; в наказание решили устроить им мышеловкуи,нагромоздиввсю
мебель, какая нашлась в вестибюле, воздвигли чудовищное сооружение вдухе
рисунков Гольдберга. Эйб, глядя на это, неодобрительно качал головой.
- А не лучше ли раздобыть у музыкантов пилу и...
- Ладно, ладно тебе, - перебила Мэри. - Раз уже дошло до пилы,значит,
пора домой.
Она поделилась с Розмэри своей тревогой:
- Мне необходимо увезти Эйба. Если он завтра в одиннадцать неуедетв
Гавр, он опоздает на пароход, и его поездка сорвется. А отэтойпоездки,
зависит все его будущее. Не знаю, что делать. Начнешь его уговаривать,он
поступит как раз наоборот.
- Давайте я попробую, - предложила Розмэри.
- Думаете, вам удастся? - с сомнением сказала Мэри Норт. - Хотя - может
быть.
К Розмэри подошел Дик.
- Мы с Николь уезжаем - вам, наверно, лучше ехать с нами.
Ее лицо в свете ложной зари было бледным и усталым.Дватемныхпятна
тускнели на щеках вместо дневного румянца.
- Не могу, - сказала она. - Я обещала Мэри остаться, а то ейоднойне
справиться с Эйбом. Вы бы не могли помочь?
- Пора бывамзнать,чтовтакихделахничемпомочьнельзя,-
наставительно заметил он. - Добро быещеЭйббылмальчишкой-студентом,
который первый раз в жизни напился. А так ничего с ним не сделаешь.
- Все равно, я должна остаться, - почти с вызовом возразила Розмэри.-
Он обещал, если мы с ним поедем на Главный рынок,оноттудавернетсяв
отель и ляжет.
Дик торопливо поцеловал ее руку в сгибе локтя.
- Только не отпускайте потом Розмэри одну, - сказала Николь, прощаясь с
Мэри. - Мы за нее в ответе перед ее мамой.
...Часом позже Розмэри,Норты,одинньюаркскийфабриканткукольных
пищалок,вездесущийКоллисКлэйинефтяноймагнатродомизИндии,
расфранченный толстяк со странной фамилией Гандикап, всевместеехалив
рыночном фургоне с морковью. В темноте отморковныххвостиковсладкои
ароматнопахлоземлей;надлинныхперегонахмеждуредкимиуличными
фонарями Розмэри, забравшись на самыйверх,почтинемогларазглядеть
своих спутников. Их голоса доносились издалека,будтоониехалигде-то
совсем отдельно,аонавсемидумамибыласДиком,жалела,чтоне
отделалась от Нортов, мечтала о том, как хорошо бы сейчас лежать у себяв
номере и знать, что наискосок через коридор спит Дик, - а еще лучше,если
бы он был рядом с ней здесь, в теплом сумраке, стекающем вниз.
- Не лезьте сюда! - крикнула она Коллису. - Морковь посыплется. - Потом
взяла одну морковку и кинула вЭйба,которыйсиделрядомсвозчиком,
какой-то по-стариковски окостенелый...
Потом ее, наконец, везли домой в отель,ужесовсемрассвело,инад
Сен-Сюльпис носились голуби. Было ужасно смешно,чтопрохожиенаулице
воображают, будто уже настало утро, когда на самом делеещепродолжается
вчерашняя ночь.