- Уж если Николь сама взялась за дело, остается одно - невмешиваться,
- шутливо разведя руками, заметил Дик.
Он со вчерашнего вечера еще не видел Розмэри. Ониобменялисьбыстрыми
взглядами, ища следов пережитого накануне. На мгновение обоимпоказалось,
что ничего этого не было, - носразужевозниксновамерный,мягкий,
медлительный гул любви.
- Вы всем всегда готовы помочь, - сказал а Розмэри.
- Больше делаю вид.
- Моя мама тоже любит помогать людям, но, конечно,онаможетгораздо
меньше, чем вы. - Розмэри вздохнула. - Мне иногдакажется,чтоясамая
большая эгоистка на свете.
Впервые упоминание Розмэри о матери вызвало у Дика не улыбку, аскорей
чувство досады. Ему захотелось избавитьсяотеенезримогоприсутствия,
развеять ту атмосферу детской, из которой Розмэри никак немоглаилине
хотела вывести их отношения. Но он понимал, что этотпорыв-проявление
слабости; чем обернулась бы тяга к нему Розмэри, если бы онхотьнамиг
пересталвладетьсобой?Небезиспугаонпочувствовал,чтовсе
замедляется; а между тем отношения не могут стоять наместе,онидолжны
двигаться, если не вперед, так назад.Емувдругпришловголову,что
Розмэри более твердой рукой держит руль, нежели он.
Прежде чем он пришел к какому-нибудь решению, вернулась Николь.
- Я говорила с Лорой. Она ничего не знала до моего звонка. Ееголосв
трубке звучал как-то странно - то совсем замрет, тоопятьокрепнет,как
будто она близка к обмороку,ностараетсядержатьсебявруках.Она
говорит, у нее было предчувствие, что сегодня случится беда.
- Мария была бы находкой для Дягилева,-пошутилДик,желаяпомочь
женщинам вновь обрести душевное равновесие. - В ней многодраматизма,не
говоря уже о чувстве ритма. Интересно,почемуэтониодноотправление
поезда не обходится без револьверной пальбы?
Они торопливо спустились по широкой стальной лестнице.
- Мне жаль этогобеднягуангличанина,-сказалаНиколь.-Теперь
понятно, отчего Мария так странно говорила со мной, ведь она готовиласьк
боевым действиям.
Она рассмеялась, и Розмэри рассмеялась тоже, но обеим было не посебе,
и обе ждали от Дика оценки случившегося, чтобы не пришлось доходить до нее
самим.Желаниеэтобылоневполнеосознанным,особенноуРозмэри,
привыкшей к тому, что вокруг нее разлетались осколки подобных взрывов. Все
же я она была потрясена. Но Дик, захваченный силой своего новогочувства,
лишился способности переводить любые события на языквеселогодосуга,и
его спутницы, чувствуя, что им чего-то недостает, тревожно молчали.
А потом, словно ничего не-произошло, существование Дайверов и членов их
кружка выплеснулось на парижские улицы.
Произошло, однако, многое - отъезд Эйба и предстоявший втотжедень
отъезд Мэри в Зальцбург положили конец беспечальному парижскомужитью.А
может быть, это сделал сухой треск выстрелов,развязкабогвестькакой
трагедии.
А
может быть, это сделал сухой треск выстрелов,развязкабогвестькакой
трагедии. Эти выстрелы им не скоро суждено было забыть; ожидаяувокзала
такси, они услышали их отзвук в комментариях, которымиобменивалисьдвое
носильщиков, стоявших рядом:
- Tu as vu le revolver? Il etait, tres petit, vraie perle-unjouet
[Ты видел револьвер? Такоймаленький,аккуратненький-простоигрушка
(франц.)].
- Mais assez puissant, - наставительно возразил второй носильщик. -Tu
as vu sa chemise? Assez de sang pour se croire a laguerre[Ностреляет
всерьез. Ты видел рубашку? Столько крови, что можно былоподумать,будто
мы на войне (франц.)].
20
Над площадью густое облако выхлопных газовмедленнопеклосьвлучах
июльского солнца. Этот нечистый зной даже неманилзагород,рождаяв
сознании лишь образ дорог, так же содрогающихсявзловонномудушье.Во
время завтрака на террасе кафе напротивЛюксембургскогосадауРозмэри
началось женское нездоровье; она нервничала, чувствовала себяразбитойи
усталой - предощущение этого и заставило ее обвинитьсебявэгоизмево
время разговора на вокзале.
Дик не уловил резкой перемены в ее настроении; глубокоудрученный,он
был больше обычного занятсобой,чтоделалоегослепымктому,что
творилось вокруг и тормозило привычную зыбь воображения, помогавшую думать
и рассуждать.
За кофе к ним присоединился итальянец, учительпения,которыйдолжен
был проводить Мэри Норт на поезд; когда онипростилисьиушли,Розмэри
тоже встала: ей нужно в студию, у нее там назначена деловая встреча.
- И пожалуйста, - попросила она, - если приваспоявитсятутКоллис
Клэй, знаете, тот молодой человек с Юга, передайте, чтоянемоглаего
дождаться: пусть позвонит мне завтра.
Ее детское легкомыслие, явившеесяреакциейпосленедавнихволнений,
заставило Дайверов с нежностью вспомнить о собственных детях; впрочем, это
не прошло Розмэри даром.
-Лучшепредупредитегарсона,-голосНикользвучалсухои
неприветливо, - мы не намерены здесь оставаться.
Розмэри поняла, но не обиделась.
- Ну все равно, бог с ним. До свидания, мои дорогие.
Дик потребовал счет; несколько минут Дайверы отдыхали,откинувшисьна
спинку стула, рассеянно пожевывая зубочистку.
- Что ж... - уронили они одновременно.
По губам Николь скользнула едвазаметнаягримаскагоречи,-никто,
кроме Дика, не уловил бы ее, да и он мог сделать вид, что ничего не видел.
Что было у нее в мыслях? Розмэри только пополнила собой списоктех,кого
Дик "покорил" за последние годы; в их числе был клоун-француз, Эйб иМэри
Норт, писатель, художник, эстрадная пара, актрисатеатра"Гран-Гиньоль",
полубезумный педераст из Русского балета, подающий надежды тенор, которого
Дайверы на год отправили учиться в Милан. Николь хорошо знала, как все эти
люди дорожили его симпатией и его интересом, однако она знала и другое: за
шесть лет их супружества Дик ниоднойночинепровелбезнее,кроме
времени, когда родились их дети.