Неправдали,широкий
жест со стороны правительства! Сразу видно, что оно умеет ценить тех, кому
предстоит прославить свою родину. В конце года я на месяц съезжу вШтаты,
повидаться с отцом. А потом вернусь сюда - мне предложили место.
- Где?
- У ваших конкурентов - в клинике Гислера в Интерлакене.
- Не советую, - предостерег его Франц. -Унихзагодсменилосьс
десяток врачей, Гислер сам страдает маниакально-депрессивным психозом, и в
клинике хозяйничает его жена со своим любовником - это, разумеется,между
нами.
- А что же ваши американские планы? - небрежно спросил Дик. -Помните,
вы собирались уехать в Нью-Йорк и в компании со мной открыть там лечебницу
для миллиардеров, оборудованную по последнему слову?
- Э, студенческие бредни.
Обедал Дик у Франца, в обществе егоженыималенькойсобачонки,от
которой пахло почему-то жженой резиной.Что-тонавелонанегосмутную
тоску - не дух бережливости, витавший надскромнымкоттеджемвдальнем
углу парка, и не фрау Грегоровиус, такая, какой ее и можно было вообразить
заранее, но внезапное сужение горизонтов Франца, как видно, ничуть егоне
огорчавшее. Дик принял бы аскетизм, но аскетизм иного плана - как средство
к достижению цели, как источник света,помогающегопродвигатьсявперед;
крохоборческивтискиватьжизньвкостюм,доставшийсяпонаследству,
казалось ему нелепым. Тесное пространство, в которомобращалисьФранци
егожена,уродовалоихдвижения,обрекаянаоднообразиеискуку.
ПослевоенныемесяцывоФранции,американскийразмахищедростьпри
проведении ликвидационных операций повлияли на умонастроение Дика. Ктому
же он был избалован отношением людей, и мужчин и женщин,и,бытьможет,
инстинктивная догадка, что это не полезно для целеустремленногочеловека,
способствовала его решению вернуться в самый центршвейцарскогочасового
циферблата.
Он пленил Кэтс Грегоровиус, заставив ее уверовать в собственные женские
чары, а сам еле сдерживал накипавшее раздражение противэтогопропахшего
капустой дома, в то же времяненавидясебязаэтивдругпроявившиеся
задатки необъяснимой суетности.
"Господи, неужели я такой же, как все,вконцеконцов?-думалон
потом, просыпаясь среди ночи. - Неужели я такой, как все?"
Неподходящие чувства для социалиста, но вполне подходящие для тех,кто
выбрал себе одну из самых удивительных профессий на свете. Суть же былав
том, что в нем уже начался тот процесс разгораживания на клеточки цельного
мира молодости, в ходекоторогорешаетсявопрос,стоитилинестоит
умирать за то, чему больше не веришь. В тишине цюрихскихбессонныхночей
он смотрел пустым взглядом в чью-токухнюнапротив,освещеннуюуличным
фонарем, и ему хотелось быть добрым, быть чутким, быть отважнымиумным,
что не очень-то легко. И еще быть любимым, если это не послужит помехой.
5
На веранду главного корпуса лился израспахнутыхдверейяркийсвет,
темно былотолькоупростенков,увитыхзеленью,ипричудливыетени
плетеных кресел стекали вниз, на клумбы с гладиолусами.
Фигура мисс Уоррен
сперва мелькала среди других, сновавших из комнаты в комнату, потомчетко
обрисовалась в дверях, как только она заметила Дика; свет упал на ее лицо,
когда она переступала порог, и она понесла его ссобой.Онашла,точно
танцуя, музыка всю неделю звучала у нее в ушах,музыкалета,вкоторой
есть и густая синь неба, иозорныепотемки,-акогдапоявилсяДик,
зазвучала так громко, что ей захотелось подпевать этой музыке.
- Здравствуйте, капитан, - сказала она, с трудомотводясвойвзгляд,
казалось, запутавшийся в его взгляде. -Хотите,посидимздесь.Сегодня
тепло, как летом.
Какая-то женщина вышла следом заней,толстуха,закутаннаявшаль.
Николь представила:
- Сеньора ***.
Франц оставил их, сославшись на дела, и Дик пододвинул три кресла.
- Чудесный вечер, - сказала сеньора.
- Прекрасный, - подтвердила Николь и повернулась к Дику. -Вынадолго
сюда?
- В Цюрих, вы хотите сказать? Надолго.
- Первый по-настоящему весенний вечер, - заметила сеньора.
- До какого же времени?
- По крайней мере, до июля.
- А я в июне уезжаю.
- Июнь - чудесный месяц в здешних краях, - отозвалась сеньора. -Лучше
побудьте июнь здесь и уезжайте в июле, когда станет по-настоящему жарко.
- А куда вы поедете? - спросил Дик у Николь.
- Куда повезет Бэби, моя сестра, - мнебыхотелось,чтобыэтобыло
такое место, где интересно и весело, ведь у меня столько временипропало.
Но может быть, решат, что мне лучше для начала пожить в каком-нибудь тихом
уголке, на Комо, например. Почему бы и вам не приехать на Комо?
- Ах, Комо... - начала сеньора.
В доме заиграли вступлениек"Легкойкавалерии"Зуппе.Никольпри
первых звуках встала; Дик посмотрел на нее, и оттого,чтоонабылатак
молода и красива, волнение охватило его и в горлеточносвернулсятугой
клубок. Она улыбнулась трогательнойдетскойулыбкой,всязаблудившаяся
юность мира была в этой улыбке.
- Под такую громкую музыку трудно разговаривать - давайте пройдемсяпо
парку. Buenas noches, сеньора.
- Доброй ночи, доброй ночи.
Они сошли на дорожку, которая через несколькошаговнырнулавтень.
Николь взяла Дика под руку.
- У меня есть хорошие пластинки, сестра прислала из Америки, -сказала
она. - Когда вы следующий раз сюда приедете, я вам поставлю. Язнаюодно
укромное местечко, куда можно принести патефон и никто не услышит.
- С удовольствием послушаю.
- Вы знаете "Индостан"? - тревожно спросила она. - Мне нравится, яего
раньше не знала. А еще у меня есть "Мы давно уже не дети" и "Я рад, что ты
плачешь из-за меня". Вы, наверно, не раз танцевали под все эти пластинки в
Париже.
- Я в Париже не был.
Ему все время хотелось смотреть на ее кремовоеплатье,казавшеесято
голубым, то серым на разных поворотах дорожки, на ееудивительносветлые
волосы - когда бы он ни взглянул, она чуть-чутьулыбалась,апопадаяв
круг света от фонаря, ее лицосияло,какангельскиелики.