Молодой человек с романской наружностьюперелистывалномер"Нью-Йорк
геральд".
- Попробуйте-ка определить национальность этих особ, - сказал онвслух
и прочелслегкимфранцузскимакцентом:-"В"Палас-отеле"вВеве
остановились господин Пандели Власко, госпожа Якобыла - честное слово, так
и написано, - Коринна Медонка, госпожа Паше, Серафим Туллио, МарияАмалия
Рото Маис, Мозес Тейбель, госпожа Парагорис,АпостолАлександр,Иоланда
Иосфуглу и Геновефа де Момус". Вот кто меня особенно пленяет - Геновефа де
Момус. Пожалуй, стоит прокатиться в Веве,чтобпоглядеть,каковасобой
Геновефа де Момус.
Он вскочил на ноги, как от толчка, быстрым, сильным движением распрямив
тело. Он казался несколькими годами моложе вДайвераиНорта.Высокого
роста, крепкий, но поджарый - только налитые силой плечи и рукивыглядели
массивными, - онбылбы,чтоназывается,красивыймужчина,еслибы
постоянная кислая гримаска непортилавыраженияеголица,освещенного
удивительно яркими карими глазами. И все-таки неистовыйблескэтихглаз
запоминался, а капризный рот иморщиныпустойибесплоднойдосадына
юношеском лбу быстро стирались из памяти.
-Вспискеамериканцев,прибывшихнапрошлойнеделе,тожебыло
несколько хороших фамилий, - сказала Николь. - Миссис Ивлин Чепчик и еще -
кто там был еще?
- Еще был мистер С.Труп, - сказал Дайвер, тоже поднимаясь наноги.Он
взял свои грабли и пошел вдольпляжа,тщательновыгребаяиотбрасывая
попадавшиеся в песке камушки.
- Да, да. - С.Труп, и не выговоришь без содрогания, правда?
С Николь былокак-тоудивительноспокойно,спокойнеедаже,чемс
матерью, подумала Розмэри. Эйб Норт и Барбан - молодой француз - обсуждали
события в Марокко, а Николь, найдя наконец нужныйрецептисписавего,
занялась шитьем. Розмэри с любопытством разглядывала их пляжное имущество:
четыре больших зонта, дававших густую, надежную тень, складная кабинадля
переодевания,надувнойрезиновыйконь-ещенезнакомыеейновинки
послевоенной промышленности,первыеобразцывозрожденногопроизводства
предметов роскоши, нашедшие первыхпотребителей.Судяповсему,новые
знакомыепринадлежаликсветскомуобществу,ноРозмэри,вопреки
представлениям, издавна внушенным ейматерью,немоглазаставитьсебя
смотреть на них как на трутней, от которых нужно держаться подальше.Даже
вэтотчасразнеживающегобденияподутреннимсолнцемихпраздная
неподвижность казалась ей осмысленной, деятельной, устремленной к какой-то
цели,какбудтопереднеюсовершалсяактособого,непонятногоей
творчества. Незрелый ум Розмэри не пытался вникнуть всутьихотношений
друг к другу, ее занимало только, как они отнесутся к ней, ноонасмутно
угадывала,чтотутсуществуетсложныйпереплетчувств-догадка,
выразившаяся в ее мыслях коротенькой формулой: "живут интересно".
Она стала присматриваться ко всем троиммужчинам,поочередновыделяя
каждого. Все трое были, хотьипо-разному,привлекательнывнешне,все
обладали какой-то особой мягкостью манер, видимо, органически им присущей,
а не продиктованной обстоятельствами - и так же отличавшейся от простецких
ухваток актерской братии, как подмеченная ею раньше душевнаяделикатность
отличаласьотгрубоватогопанибратстварежиссеров,представлявших
интеллигенцию в ее жизни. Актеры и режиссеры - других мужчинонадосих
пор не встречала, если не считать студентиков, жаждущихлюбвиспервого
взгляда, с которыми она познакомилась прошлой осенью набалувЙельском
университете и которые показались ей все на одно лицо.
Эти трое были совсем другими. Барбан,наименеевыдержанныйизтрех,
скептик и насмешник, казался несколько поверхностным, порой даже небрежным
в обращении. В Эйбе Норте с природной застенчивостью уживалсябесшабашный
юмор, который привлекал и в то же время отпугивал Розмэри. Цельная натура,
она сомневалась в его способности понять и оценить ее.
Но ДикДайвер-тутненужныбылиникакиеоговорки.Онамолча
любовалась им. Солнце и ветер придали его коже красноватый оттенок, и того
же оттенка была его короткая шевелюра и легкая поросль волоснаоткрытых
руках. Глаза сияли яркой, стальной синевой. Носбылслегказаострен,а
голова всегда была повернутатак,чтонеоставалосьникакихсомнений
насчет того, кому адресован еговзглядилиегослова-лестныйзнак
внимания к собеседнику, ибо так ли ужчастонанассмотрят?Влучшем
случае глянут мельком, любопытно или равнодушно. Его голос с едва заметным
ирландским распевом звучал подкупающе ласково, но в тожевремяРозмэри
чувствовала в нем твердость и силу, самообладание и выдержку-качества,
которыми так дорожила в себе самой. Да, сердце ее сделало выбор, и Николь,
поднявголову,увиделаэто,услышалатихийвздох-ведьизбранник
принадлежал другой.
Около полудня напляжепоявилисьсупругиМаккиско,миссисАбрамс,
мистер Дамфри и сеньор Кампион. Они принесли с собой новыйбольшойзонт,
водрузили его, искоса поглядывая на Дайверов, иссамодовольнымилицами
под него залезли - все, кроме мистера Маккиско, которыйпредпочелгордое
одиночество на солнце. Дик с граблямипрошелсовсемблизкоотнихи,
вернувшись к своим, сообщил вполголоса:
- Они там читают учебник хорошего тона.
- Собираются врашшаться в вышшем обществе, - сказал Эйб.
ВернуласьпослекупаньяМэриНорт,тадочерназагорелаямолодая
женщина, которую Розмэри в первый день видела на плоту, и сказала, сверкая
озорной улыбкой:
- А-а, я вижу, мистер и миссис Футынуты уже здесь.
- Тсс, это ведь его друзья, - указывая на Эйба, предостерегла Николь. -
Почему вы не идете к своим друзьям, Эйб? Разве вам не приятно их общество?
- Очень приятно, - отозвался Эйб. - До того приятно, чточемотнего
дальше, тем лучше.
- Так я и знала, что нынешним летом здесь будет слишком много народу, -
пожаловалась Николь.