Самая интересная его больная помещалась вглавномкорпусе.Этобыла
тридцатилетняя американка, поступившая в клинику полгода назад;онабыла
художницей и долгое время жила в Париже. Вееисторииоставалосьмного
неясного. Какой-то родственник, приехав вПариж,увидел,чтоона,как
говорится, не в себе, ипослебесплодныхпопытоклеченияводнойиз
маленьких загородных больничек, где в основном лечили туристов от запояи
страсти к наркотикам, ему удалось привезти ее в Швейцарию. Тогда этобыла
на редкость хорошенькая женщина, но за шесть месяцевонапревратиласьв
сплошную болячку. Все анализы крови давали отрицательныйрезультат,ив
конце концовбылустановлендовольнонеопределенныйдиагноз:нервная
экзема. Последние двамесяцаонауженеподнималасьспостели,вся
покрытая струпьями, точно закованная в железо. Но мысль ее работала четко,
даже с блеском, в круге, очерченном привычными галлюцинациями.
Она считалась личной пациенткойДика.Впериодостроговозбуждения
никто другой из врачей не мог с нею сладить. Как-то раз, после того как ее
много ночей изводила бессонница, Францу удалосьгипнозомусыпитьеена
несколько часов, но это было только один-единственный раз.Дикнеочень
верил в гипноз и редко им пользовался, зная, что далеконевсегдаможет
привести себя в нужное состояние -однаждыонпробовалгипнотизировать
Николь, но она только презрительно высмеяла его.
Когда он вошел в комнату номер двадцать, лежавшаянакроватиженщина
его не увидела - глазаеетакзапухли,чтоуженеоткрывались.Она
заговорила глубоким, звучным, волнующим голосом:
- Когда же это кончится? Может быть, никогда?
- Потерпите еще немного. Доктор Ладислау сказал мне, чтоужедовольно
большие участки кожи очистились.
- Если бы я хоть знала, за что мне такая кара, я бы тогда смирилась.
- Не стоит вдаваться в мистику - мы считаем,чтоэтопростонервное
заболевание особоговида.Оносвязаностемжемеханизмом,который
заставляет человека краснеть. Вы легко краснели в юности?
Ее лицо было обращено к потолку.
- Мне не за что было краснеть с тех пор, как уменяпрорезалисьзубы
мудрости.
- Неужели вы не совершали никаких ошибок, никаких мелких прегрешений?
- Мне себя не в чем упрекнуть.
- Завидую вам.
Она с минуту подумала, прежде чем продолжать; повязка на лице придавала
ее голосу странную гулкость, точно он шел откуда-то из-под земли.
- Я разделяюобщуюучастьженщинмоеговремени,которыевздумали
вступить в битву с мужчинами.
- И к вашему изумлению, это оказалась битва как битва,-ответилон,
принимая ее терминологию.
- Битва как битва. - Она силиласьвникнутьвэтумысль.-Илиты
побеждаешьпирровойпобедой,иливыходишьпобитыйиискалеченный-
призрачный отзвук в разрушенных стенах.
- Вы не побиты и не искалечены, - сказал он.
- Вы не побиты и не искалечены, - сказал он. - Уж не думаете ли вы, что
на самом деле побывали в битве?
- Взгляните на меня! - крикнула она с яростью.
- Да, вы страдаете, номалолиженщинстрадало,вовсенепытаясь
вообразить себя мужчиной! - Дик почувствовал, что спорит, аэтогоделать
не следовало, и он поспешил переменить тон: - Во всяком случае,ненужно
отдельную неудачу воспринимать как полное поражение.
-Красиваяфраза,-горькоусмехнуласьона,иотэтихслов,
прорвавшихся сквозь коросту боли, Дику сделалось совестно.
- Нам бы очень хотелось доискаться до истинных причин, которыепривели
вас сюда, - начал он, но она перебила:
- Мое пребывание здесь символично, а что оно символизирует,ядумала,
вы поймете.
- Вы больны, - машинально ответил он.
- Тогда что же это такое, на грани чего я была?
- Еще более тяжкая болезнь.
- И только?
- И только. - Ему противно было лгать, но здесь, в этуминуту,только
ложь могла уплотнить и сжать до ощутимыхпределовнеобъятностьвопроса,
бередившего ей мозг. - За гранью, окоторойвыговорите,лишьхаоси
сумятица. Не буду читать вам лекций - мыслишкомхорошознаем,каквы
измучены физическими страданиями. Нотолькочерезрешениеповседневных
задач, какими бы мелкими и неинтересными они ни казались,можнодобиться
того, что все станет для вас на своеместо.Атогдавыопятьсможете
размышлять о...
Он осекся,недавсебедоговоритьнапрашивавшееся"...ограницах
сознания".Этиграницы,исследователемкоторыхнеизбежностановится
художник, для нее теперь всегда будут запретной зоной. Слишком онатонка,
хрупка душевно - продукт вырождения. Быть может, современемейудастся
найти покой в какой-нибудь мистическойвере.Ависследователиграниц
пусть идут другие, с примесьюздоровойкрестьянскойкрови,сширокими
бедрами и толстыми щиколотками, кто любые испытания тела и духапримети
переварит так просто, как хлеб с солью.
"...Не для вас, - чуть не произнес он вслух. - Эта пища не для вас".
И все же, видя ее великиемуки,ончувствовалнепреодолимое,почти
сексуальное влечение к пей. Ему хотелось согреть ее в своих объятьях,как
он не раз согревал Николь, он с нежностью думал даже обеезаблуждениях,
потому что они былинеотъемлемойчастьюеесущества.Оранжевыйсвет,
пробивающийся сквозь спущенные шторы, фигура на кровати, точнонадгробное
изваяние, белое пятно лица, голос, взывающий изболезненнойпустоты,не
встречая живого отклика.
Когда он встал, слезы, точно поток лавы, хлынули в ее повязку.
- Это неспроста, - прошептала она. - Это, наверно, приведет к чему-то.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
- Все мы должны стараться быть разумными, - сказал он.
Выйдя от нее, он послал к ней сиделку. Емунужнобылонавеститьеще
несколькихбольных,ипреждевсегопятнадцатилетнююамериканку,
воспитанную по принципу: на то и детство, чтобы развлекаться какхочется;
его срочно вызвали к ней, так как она только чтооткромсаласебеволосы
маникюрными ножницами.